Она достала с полки большую коробку и вынула из нее разноцветные лоскутки - ситцевые, сатиновые, атласные.
- Этот желтый пойдет тебе на рубашку, - говорила она, показывая Петрушке лоскуток ярко-желтого гладкого сатина. - Она будет длинная, с высоким косым воротом, - понимаешь? И я разошью ее по вороту красными крестиками. Вот этот синий сатин пойдет тебе на штаны, - хорошо? А из этого красного шелка - посмотри, Петрушка, до чего ж он хорош! - я сделаю тебе колпачок с кисточкой. А вот этот красный шелковый шнурок будет твоим пояском. Согласен?
Еще бы не согласиться!
Петрушка готов был плясать от радости. Но он боялся помешать Машеньке.
А Машенька уже кроила звонкими ножницами ярко-желтый веселый лоскут.
Тук-тук! - застучала через несколько минут швейная машинка. И через час Петрушка уже был наряжен в новый костюм.
Машенька весело оглядела его и подбросила кверху так, что у него дух захватило. Потом она посадила Петрушку на стул и, усевшись рядом с ним за маленьким столом, раскрыла книжку:
- А теперь почитаю!
И она погрузилась в чтение вся целиком, забыв обо всем на свете. Но Петрушке не было скучно. Машенька читала, и на лице ее все время отражалось то, о чем она читала: то она сжимала губы и сердилась, то удивленно поднимала брови, то смеялась, а один раз смахнула слезу, навернувшуюся на ее глаза, и тихонько сидела, опершись головой на руку.
Потом вдруг взглянула на Петрушку и очень ему обрадовалась:
- Петрушка! А я и забыла про тебя... Знаешь, тебе очень идет твой новый костюм! Или, может, тебе больше нравился старый? Ну ничего, не горюй, - и этот хорош.
А Петрушка и не думал горевать. Ему очень нравилось у Машеньки. И новый костюм ему нравился. Он представлял себе, как в этом новом костюме появится на ширме, как Саша и другие зрители будут хлопать ему и как Саше понравится его костюм и его игра.
- А теперь спать, - сказала Машенька и погасила свет. - Завтра отнесу тебя к Вике.
Ох, к Вике! Петрушка даже испугался. Он почему-то уже забыл о Вике с ее красивыми блестящими косами и недобрыми словами, о ее маме, о толстой заказчице, о беспорядке в их комнатах.
Дело в том, что неприятные вещи мы всегда стараемся поскорей забыть. Но, к сожалению, они сами о себе напоминают.
Глава двадцать восьмая
ВСЕ ГОТОВЯТСЯ К СИТЦЕВОМУ БАЛУ
Беспорядок в комнате Викиной мамы, казалось, еще увеличился. Новым было то, что вместо панбархата и шелка на спинках стульев, на диване, на столе лежали хрустящие дешевенькие ситцы - пестрые и гладкие, в горошек и в клеточку. Но больше всего было пестрых - таких ярких, что рябило в глазах.
Дело в том, что в городе Сомске, в городском клубе, готовился ситцевый бал. Бал этот устраивали в подражание столичному, а кому подражали в столице - нам неизвестно. Во всяком случае, все модницы города посходили с ума. Самым роскошным считалось сшить ситцевое платье у самой дорогой портнихи - то есть у Викиной мамы. Поэтому с раннего утра уже приходили заказчицы. Бедная Теодора Ивановна в отчаянии умоляла, чтобы Викина мама, взамен ее панбархатного, только что заказанного платья, срочно сделала ей "самое простенькое ситцевенькое".
Но как могла ей это обещать Викина мама? Ведь Машенька и так сбилась с ног. У нее далее покраснели глаза, и вот уже прошла неделя, как она не прочитала ни одной книжки, ни одной страницы.
А что делал в это время Петрушка?
Подождите, нам не до него. Ведь это очень интересно: ситцевый бал и подготовка к нему. Надо же обо всем хорошенько узнать!
Не могу сказать, что Машенька и ее подружки из городского ателье не интересовались балом. Нет, они очень хотели попасть на него и повеселиться вволю. Ведь наряд для этого бала мог стоить им так дешево!
И они сшили себе самые прелестные и милые ситцевые платья - с оборками и без оборок - и, как Золушка из старой сказки, мечтали о бале.
Только Золушке ее чудесный наряд подарила за трудолюбие и скромность фея, а наши милые девушки сделали свои наряды сами.
И уверяю вас, что эти платья были ничуть не хуже феиных, тем более если вспомнить, что подарок феи был сделан из старых лохмотьев (путем прикосновения к ним волшебной палочки) и годился только до двенадцати часов ночи, а наряды наших Золушек были сшиты из прочнейших и красивейших ситцев Трехгорной мануфактуры и в них можно было плясать всю ночь, до утра, ничем не рискуя.
Одна только девушка, и притом самая милая, самая трудолюбивая и хорошенькая, не имела еще бального платья. И это была, конечно, Машенька.
Ей приходилось труднее, чем всем, - ведь она работала еще по вечерам у Викиной мамы.
Машенька не была жадной, и Викина мама платила ей совсем немного за ее нелегкий труд. Машенька была просто очень благодарная и добрая девушка и не могла забыть того, что, когда ее мать умерла в эвакуации, а отец погиб на фронте, Викина мама, их соседка по квартире, о ней позаботилась: устроила в детский дом и иногда навещала ее там и угощала конфетами.
Машенька была тогда еще такая маленькая, ей и в голову не приходило, что красивая чашка, подаренная ей Леонидом Леонидовичем и его женой в день ее рождения, была уже когда-то подарена ей маминой подругой - в тот день, когда ей исполнилось три года. Но и эту вторично подаренную ей чашку, и другие пустяковые знаки внимания Машенька помнила, была благодарна за них и старалась чем могла услужить Викиной маме.
Так вот, у Машеньки еще не было ситцевого бального платья. А бал должен был состояться через два дня. И Викину маму все еще одолевали заказчицы, и Машенька все еще работала и работала на них.
А Петрушка?
Да, теперь можно вспомнить и о Петрушке. Но куда же он девался? Дома у Машеньки его нет - она отнесла его Вике на следующий же день после того, как сшила ему новый костюм.
Но и в Викиной комнате его нет. И в комнате ее мамы тоже. Хотя, впрочем, погодите... Что это там виднеется, ярко-желтое и синее, под грудами накрахмаленного ситца? Вот и нога в большом красном башмаке, вот и острый колпачок...
Бедный Петрушка, опять о нем забыли! Но он, кажется, не унывает. Вот он как-то извернулся, когда Викина мама потянула с дивана очередной ситцевый отрез, и, свалившись на пол, спрятался за хрустящей яркой юбкой, которая самостоятельно стоит на полу. Петрушке там нравится. Во-первых, оттуда ему не так слышны до смерти надоевшие разговоры о фасонах и бале; во-вторых, эта цветастая юбка напомнила ему ширму из театра Олега и Муси, и ему кажется, что сейчас придет Муся, и завернет его вместе с ширмой, и понесет к ребятам...