Она неуверенно подняла Петрушку, и тот сейчас же, по своей давней театральной привычке, раскланялся с публикой. Раздался одобрительный смех и веселые аплодисменты.
Но что делать дальше, Мура решительно не знала.
- Петрушечка, - сказала она своим неприятным голосом, - поклонись еще раз публике!
Но Петрушка больше не хотел кланяться. Он упирался и вертел головой.
Снова раздался смех и послышались аплодисменты. Но впервые в его театральной жизни они были неприятны Петрушке.
- Товарищи, пропустите, пожалуйста! - раздался вдруг из задних рядов чей-то звонкий голос. - Пропустите меня вперед!
Голос был такой звонкий и вместе с тем такой требовательный, что все стоявшие позади расступились, и прямо к Муре стала пробираться... кто бы вы думали? Машенька!
Оказывается, Машенька пришла на бал еще позже Муры. Но сделала она это не по правилам Муриного "хорошего тона", а просто потому, что только что смогла закончить свое бальное платье. И какое же это было милое платье!
Оно походило на самый скромный и застенчивый и поэтому самый милый лесной букет. Сшито оно было так просто, что фасон его совсем не был заметен, а заметна была только его скромная и веселая расцветка.
По светло-зеленому ситцевому полю, похожему на молодую весеннюю травку, рассыпались белоснежные головки ландышей и веточки первых синеватых фиалок. Сама молодость, свежесть, весна вместе с Машенькой вошли в зал, и все это сразу почувствовали. Все головы повернулись к Машеньке, и про Муру с Петрушкой все сразу забыли. Но Машенька пробиралась именно к ним.
- Это Петрушка моей знакомой девочки - как он сюда попал? - звонко и горячо говорила она окружающим. - Это тот самый Петрушка. Я сама ему недавно сшила костюм!
- И прекрасно сшили, - подхватил чей-то приятный мужской голос, и юноша в спортивной куртке с молниями, с фотоаппаратом через плечо появился возле Машеньки. - Вы, может быть, и свое платье шили сами?
- Ну конечно, сама, - засмеялась Машенька.
- В таком случае я должен вас сфотографировать для нашей газеты. Извините, я прошу вас об этом! - поправился юноша, и нахмурившаяся было Машенька опять засмеялась и пошла за принцем... то есть, извините, за фотографом в спортивной куртке.
- Ой, подождите, - вдруг вспомнила она. - Тут Петрушка!
- Хорошо, снимем и Петрушку, но только сначала вас, - сказал юноша и увлек Машеньку в другой конец зала.
И все Золушки и принцы хлынули вслед за ними. Все надеялись, что, может быть, их тоже снимут. И Мура осталась одна.
Она поспешила сначала за всеми, - ведь это была ее самая страстная мечта - появиться на страницах газеты! Но ей и поворачиваться было трудно в стоявшем колоколом платье... А фотограф уже снимал Машеньку. И снимал ее подружек. И опять Машеньку.
- Все, - сказал он, щелкнув еще несколько раз. - Теперь и я имею право потанцевать.
Он склонил перед Машенькой голову, и она сейчас же положила ему на плечо руку...
А с эстрады полились увлекательные мерные звуки вальса, и Золушка, то есть Машенька, умчалась с принцем в спортивной куртке, и вслед за ними закружились другие пары.
И Мура опять осталась одна. Или, вернее, вдвоем с Петрушкой. И на него первого обрушился ее гнев.
- У, черт противный! - прошипела Мура и со злостью швырнула Петрушку в первый попавшийся угол, побежала вниз по лестнице, в раздевалку.
Когда она бежала вниз, с ее ноги упала серебряная туфля, и старые часы, висевшие в гардеробной, начали отбивать двенадцать часов.
- Гражданочка, башмачок потеряли, - сказал старый клубный швейцар Непейвода.
Он хотел подать Муре туфлю, но она сама схватила ее, замахнулась ею на швейцара и, вырвав из его рук паль-то, выбежала на улицу.
Когда за ней с грохотом захлопнулась входная дверь, старый швейцар покачал головой и почесал в затылке. Вид у него был недоумевающий, казалось, он силился что-то вспомнить или решить какую-то задачу.
Может быть, и он читал в детстве сказку про Золушку и сейчас вспомнил ее?
Как ни трогательно подобное предположение, но надо сознаться, что старый швейцар размышлял о чем-то совершенно другом. И мы с вами должны без его помощи решить, какая девушка в этот вечер больше походила на Золушку из старой сказки: та ли, которой сшила платье добрая и весьма дорогая фея, платье, в котором эта девушка убежала, уронив туфельку, около двенадцати часов ночи. Или та, которая сшила себе платье сама, без всякой помощи фей, и танцевала сейчас в зале с милым юношей из местной газеты, очень мало, в сущности, похожим на принца.
Для меня-то этот вопрос уже решен, и поэтому, пока вы будете его обдумывать, я могу заняться иными героями этой книги: немного уже позабытой нами девочкой Сашей и окружающими ее людьми.
Глава тридцать первая
КЛАВДИЯ ГРИГОРЬЕВНА НЕГОДУЕТ
Клавдия Григорьевна вошла в комнату и со стуком поставила на стол туго набитый портфель.
Саша кинулась ей навстречу.
- Ну как, здорова? Все в порядке? - отрывисто спрашивала тетка, переодеваясь в свое домашнее клетчатое платье. (Вид у этого платья был, надо сказать, скорее официальный, чем домашний.) - Все в порядке?.. Ну, очень хорошо, я рада. И моя командировка прошла неплохо. Я привезла тебе кое-что из города... Погоди, погоди, успеешь, сначала поужинаем.
И Клавдия Григорьевна, словно не замечая Сашиного волнения, принялась собирать ужин. Когда стол был накрыт, она вынула из портфеля кулечек с городскими конфетами и высыпала их в вазочку. Саша, не сводившая с портфеля глаз, огорченно вздохнула. Но тетка не обратила на это внимания.
И только после ужина, убрав и вымыв с помощью Саши посуду, она сказала:
- Ну, Александра, наделала ты мне хлопот с твоим Петрушкой! И даже не хлопот, а неприятностей!
И она взялась за газету.
- Тетя! - не выдержала Саша. - Тетя! Вы привезли его? Он в портфеле? Петрушка в портфеле? - повторила она, так как Клавдия Григорьевна не отвечала.
- Никакого Петрушки в портфеле нет! - отрезала тетка. - Я же сказала тебе, что он доставил мне много хлопот и далее неприятностей.