— Ты что, болван, не узнаешь меня? — полушутя-полусерьезно спросил лжеохранник.
— Извините, господин Перно, это опять вы! Не хотел вас обидеть, просто…
— Что?
— Просто я вас сегодня вижу третий или четвертый раз, точно не помню.
— Тебе, наверно, спирт в голову ударил, вот ты и не помнишь ничего.
— Ну как же, вспомнил! В четвертый раз! Смотрите, сначала вы пришли с бутылкой…
— Ах ты, пьянчужка!
— Потом вы дали мне четыре дня гауптвахты за неуважение к старшему по званию при исполнении своих обязанностей…
— Не может быть! Ты что-то путаешь.
— Да, точно. Я вас позвал, а вы просто взбесились и стали вести себя как настоящий алкоголик.
— Сам ты алкоголик. Ладно! Не делай глупостей! Я снимаю с тебя наказание, а завтра приглашаю тебя выпить со мной по рюмочке. Пока! Спокойной ночи!
— Спасибо, господин Перно! Вы — настоящий человек! Я всегда к вашим услугам! — произнес солдат, а сам подумал: «Странно все это, однако…»
Скрывшись с глаз часового, Татуэ пошел побыстрее. Теперь ему ничего не оставалось, как вернуться в камеру. «Отдать или не отдавать костюм Виконту? Все-таки довольно опасно разгуливать, переодевшись охранником…» — размышлял он по дороге. Каторжнику было приятно слоняться без дела среди деревьев, вдыхать свежий ветер с моря и чувствовать себя хоть временно, но свободным. Бродяга совершил подвиг, добровольно вернувшись в душную камеру, где ему предстояло жариться дни и ночи почти без движения, без света и воздуха.
Силач вспомнил о малышах, и сердце его забилось сильнее. «Как они? И почему я так к ним привязался?» — подумал он и зашагал дальше, прижимаясь ближе к забору, чтобы в темноте лучше понять, где находится.
— Ладно, еще пять минут, — сказал сам себе верзила, и вдруг до его тонкого слуха донесся еле слышный голос. Каторжник напрягся, на цыпочках сделал несколько шагов и остановился. Голос показался ему до боли знакомым. Сколько раз за последнее время он наслаждался его мелодичным звучанием, как самой лучшей в мире музыкой.
«Это малыш! Не может быть! Сон какой-то! Бедный мальчик, его могут убить…» — пронеслось в его голове, и тут же он услышал окрик часового. Лжепатрульный хотел было остановить солдата, уже вскинувшего ружье, но времени не оставалось. Раздался выстрел, затем крик ребенка. Одним прыжком Татуэ перемахнул через забор и добежал до двери под № 3. Маленькое тело, скорчившись, лежало на земле. Из камеры доносились возгласы негодования. Заключенный метался по комнате вне себя от ярости и бессилия.
Маленький горбун был жив. Он снова застонал, но бродяга приложил руку к его губам и прошептал:
— Не кричи, мой дорогой! Это я, Татуэ…
За оградой послышались команды «Тревога! К оружию!», громкие голоса и топот охранников, бегавших в поисках ключей. Воспользовавшись суматохой, Татуэ схватил ребенка на руки и прошептал через дверь несчастному отцу:
— Ваш сын жив, не беспокойтесь, я позабочусь о нем.
Не дожидаясь благодарности, он с невероятной скоростью добежал до двери своей камеры, вытащил из кармана ключ, открыл ее и так же быстро закрыл. Гектор не проронил ни звука, лишь, когда захлопнулась дверь, тяжело вздохнул.
— Где тебе больно? Давай посмотрим, — спросил верзила сдавленным голосом.
— Нога! Очень сильно жжет ногу.
— Ничего, потерпи…
На самом деле мужчина понимал, что рана опасна, и, может быть, задета кость, но времени на размышления не было. По лагерю объявили тревогу, и необходимо было на всякий случай подготовиться к осмотру камер.
Татуэ осторожно уложил мальчика на кровать, переоделся и, расстелив доломан на полу, сказал:
— Ложись под кровать! Если они придут, не бойся!
— Я не боюсь, — ответил чуть слышно маленький горбун.
Слова ребенка воодушевили бывалого каторжника, и он продолжал действовать так умело, как будто его глаза видели в темноте. Бродяга завернул малыша в доломан и подтолкнул как можно дальше под кровать.
— Не шевелись, ничего не говори, чтобы никто не заподозрил, что ты здесь. Все будет хорошо. Смелее, Тотор, и твой отец будет на свободе.
Ради свободы своего отца маленький герой был готов терпеть что угодно.
Татуэ нагнулся и стал надевать колодки. Замок не запирался. Не теряя самообладания, он попытался еще раз, вставил «соловушку», но руки дрожали и ему никак не удавалось справиться с железкой.
— Надо закрыть во что бы то ни стало, — бормотал великан. — Если они захотят проверить балку правосудия…
Было слышно, как снаружи метались солдаты и охранники в поисках нарушителя.