Но пьяному море по колено, и Корявый продолжал возражать бородатому гиганту с серо-желтыми глазами тигра:
— Ты не убьешь меня. Это глупо, а ведь ты практичный человек… Я нужен тебе, и ты разрешишь мне делать с этими маленькими негодяями все, что мне заблагорассудится. Я не прошу большего вознаграждения, чем заставить их страдать, чтобы проучить их отца.
— Заставить страдать! Пожалуйста, если это тебя забавляет. Но ведь ты собрался их убить, не так ли? А мне они нужны живыми! Это мои заложники! Только так я смогу разделаться с моим смертельным врагом!
— И моим тоже!
— Стало быть, никакого насилия! Ни одного неосторожного движения! Ты головой отвечаешь за их жизнь до тех пор, пока я не сведу счеты с Марионом! Если с ними что-нибудь случится, я распилю тебя живым, поджарю твое мясо в пальмовом масле, как кусочки ананаса, и дам отведать моим корсарам.
— Угрозы! Опять угрозы! Похоже, ты меня не знаешь! Думаешь этим меня запугать? С таким лицом мне нечего терять, меня и так все ненавидят и презирают. Единственное чувство, которое осталось еще в моей душе, так это ненависть. Она заставляет меня жить, думать и действовать. Я предлагаю тебе ею воспользоваться.
— Мы прекрасно обо всем договорились, хватит болтать! Не люблю ни трепотни, ни фамильярности! Согласен, я беру тебя к себе на службу, как всех, кто здесь присутствует, но отныне я буду иметь право распоряжаться твоей жизнью, как любой другой. Ты будешь охранять чертовых отродий. Делай с ними что хочешь, но при условии, чтобы они остались живы… Мы укроем вас в надежном месте, а ты глаз с них не спускай!
— Я буду лучшим надзирателем. Клянусь тебе не столько жизнью, сколько ненавистью!
— Звериной злобой, я бы сказал…
— Пусть гаденыши живут вечно, чтобы не лишать меня удовольствия помучить их.
— Замечательно! Я вижу, малыши будут в надежных руках!
С этими словами Портер ударил в гонг, и появились четыре малайца со шпагами. Пират дал им какой-то приказ. Змеиные глаза слуг заблестели яростью. Ни слова не говоря, корсары повернулись и сделали знак детям следовать за ними.
Умирая от жажды, голода и усталости, Тотор и Лизет едва передвигали ноги. Такое поведение не понравилось злодеям, и один из них, решив, что брат и сестра таким образом выражают свой протест, уколол Лизет стальным острием. Девочка вскрикнула от неожиданной боли. На платье выступила кровь. И тут же Корявый подскочил к Гектору и с размаху ударил его палкой.
— Получай, проклятый горбун!
Прут оказался гибким и прочным, как хлыст. На глазах у мальчика выступили две огромные слезы, но он сдержался и не заплакал. Мужество маленького горбуна только разъярило матроса.
— Я заставлю тебя кричать! Что ты пожираешь меня глазами? Я тебе не зеркало! А прутик? Прутик не убивает, он делает больно, очень больно! Ты закричишь или нет? — надрывался Корявый.
Слезы градом текли по лицу ребенка, но ни единого стона не вырвалось из его груди. Лизет, забыв о своей ране и не обращая внимания на новые уколы конвоира, обняла, поцеловала брата и нежно сказала:
— Родной мой! Мы так несчастны… но я… очень-очень люблю тебя! Не вечно нам страдать!
— Сестренка! Любимая! — отвечал мальчик, стараясь придать голосу больше уверенности. — Тебе больнее, чем мне… Этот урод с вареной физиономией ничего мне не сделал… А ты, наверное, ранена?
— Ты подаешь мне пример. Ты такой же смелый, как папа, как Татуэ… как наши матросы! Я хочу быть достойна тебя, их. Меня можно сколько хочешь колоть саблей, я не закричу… не произнесу ни слова, вот увидишь!
Девочка снова поцеловала брата, и они, обнявшись, зашагали дальше.
Корявый был настолько ошеломлен твердостью детских характеров, что перестал хлестать маленького горбуна. Постояв немного, он двинулся вслед за ними, со свистом рассекая воздух прутиком и ворча на ходу:
— Я буду пороть тебя, как упрямого осла… противный мальчишка. Видали, он не боится… Ты у меня узнаешь, где раки зимуют… Улитка проклятая!
Услышав такое сравнение, Тотор расхохотался. Его смех был немного нервный, но настолько оскорбительный и ироничный, что Корявый остановился как вкопанный, не понимая, во сне это или наяву. А Тотор, расхрабрившись, продолжал:
— Так ты еще здесь? У тебя только и хватает мозгов, чтобы поиздеваться над моим горбом… Ты глуп… К тому же ты опоздал, несчастный урод! Подумаешь, горб! Да я первый смеялся и шутил над ним, причем вместе с другими, с теми, у кого, конечно, есть мозги и чувство юмора. Я люблю свое уродство и не стыжусь его! А доказательством служит песенка, которую ты прекрасно знаешь. Она называется «Неси свой горб». Хочешь, я спою тебе еще куплетик, а заодно скажу, что не боюсь ни тебя, ни твоего хлыста. Слушай!