Тотор, Лизет и Корявый остались в полном одиночестве. Теперь несчастные заключенные были один на один со злобным тюремщиком, который мог делать с ними все что угодно.
Маленький горбун осмотрел помещения и заключил:
— На земле сейчас ужасная жара, а в хижине нам будет хорошо. Тут так продувает! К тому же есть чем питаться.
— Да, — согласилась девочка. — Мы могли бы пообедать. Давай расположимся здесь… Это будет наша комната.
— Хорошо, а… тюремщик пусть живет в другой.
— Кто тут командует? — перебил их Корявый, свирепея на глазах.
Брат с сестрой переглянулись и, ничего не ответив, перешли в другую комнату, чтобы шепотом продолжить разговор. Лизет вдруг загрустила, вспомнив об отце, и вся твердость ее духа мгновенно улетучилась.
— Ох! Если бы я знала хоть что-нибудь о папе, — произнесла она дрожащим голосом. — Господи, защити его! Мы оставили его там, на горящем корабле, с ранеными друзьями…
— Надо надеяться!.. Надеяться, несмотря ни на что, — стараясь придать голосу больше уверенности, ответил маленький горбун. — Мы переживали и худшие времена. Вспомни, какие препятствия нам уже пришлось преодолеть… Как мы сбежали из Гвианы…
— Конечно, я помню, но ведь на борту случился пожар… Причем мне кажется, что он возник не просто так…
— Да, чуть-чуть помогли спалить эту вонючую посудину с не менее вонючим капитаном… Лично я, Корявый, был автором этого фарса[155].
— Мерзавец! — вскричал Тотор, сжимая кулаки. — Ты поджег «Лиззи»?
— Ага, господин Горбатый, вот, оказывается, что задело тебя больше, чем побои прутом! Твоя душа более ранима, чем горб… Надо запомнить, — оскалил зубы матрос.
Пока дети разговаривали, тюремщик тихонько подошел к комнатушке и слушал. Видя их негодование, он прекрасно понял, что попал в самое больное место: моральные страдания оказались гораздо сильнее физических. Но никакие переживания не могли заглушить чувства голода. Брат и сестра сидели на низкой кровати, рядом с которой стояло блюдо с фруктами. Они взяли по спелому ароматному банану, почистили и начали жевать. Корявый, злобно ухмыляясь, произнес:
— На закуску я расскажу вам кое-что приятное. Я знаю массу замечательных историй специально для малышей.
— Я не любопытен, — ответил Гектор, беря второй банан.
— И все же некоторые факты испортят тебе аппетит. Так вот, это я выдал твоего отца и Татуэ французским властям на Таити.
— Ты врешь! — возразил маленький горбун, вскакивая с места.
— Никогда! Особенно, когда хочу досадить кому-нибудь. Пока «Лиззи» стояла на рейде, я на шлюпке ночью доплыл до берега, пошел прямехонько к прокурору Республики и поведал ему вашу маленькую тайну. Правда, двое моих корсаров чуть не погибли.
— Ну и что… — Мальчик презрительно пожал плечами.
— Потом я подрезал перт на бушприте… — язвительно продолжал Корявый.
— Вы еще и убийца! Вы хотели убить моего брата! — возмутилась Лизет.
— Да. Я даже пытался его утопить, сделав вид, что спасаю. Я был бы счастлив притащить труп отцу… Но, к сожалению, появился Татуэ…
— Еще немного — и я бы умер, — съехидничал маленький горбун. — Странно, что мы здесь и живы…
— А на Фиджи я выкрал секретную папку у капитана из сейфа и все документы послал Нику Портеру с курьером с «Батавиа», которая проходила через Торресов пролив. Ник Портер вовремя получил их, потому и атаковал «Лиззи»…
— Однако храбрые моряки неплохо потрепали бандитов, — перебил Тотор.
— Нет веселья без похмелья, — продолжал предатель, — на следующий день я вывел из строя две пушки, но так как это мало помогло, я поджег шхуну, чтобы мне легче было вас поймать и увести, «мои маленькие ангелы», как говорит грубиян Татуэ. Когда огонь бушевал от киля до мачты, я пробрался к вам и сбросил в воду. Правда, перед этим я принял некоторые меры предосторожности, вывесив на корме черный флаг — знак, который понимают пираты, а потом уже бросился за вами. Нас немедленно подобрали и доставили к Нику Портеру как заложников. А что сталось с «Лиззи»? Надеюсь, она сгорела или завязла в топи, а экипаж, наверное, съеден моими добрыми знакомыми людоедами, которые сожрут любого, от капитана до юнги… с гарниром из бататов[156].
Дети с ужасом слушали признания Корявого. Матрос, которого из жалости взяли на корабль! Ему дали работу, крышу над головой, еду и одежду — словом, все. Отнеслись с пониманием и состраданием. И он предал их! Как Татуэ оказался прав, подозревая урода во всех несчастьях, происходивших на шхуне. Откровения негодяя дошли наконец до детских сердец, причинив им боль в сто раз более сильную, чем удары кнута.
155
Фарс — легкая комедия, вид театрального представления, широко развившийся в средневековых западноевропейских городах; в позднейшем понимании — комедия или водевиль грубоватого, часто игривого содержания. Здесь: шутовская выходка, грубая шутка.
156
Батат — растение семейства вьюнковых, мучнистые клубни (так называемый сладкий картофель) идут в пищу и на изготовление спирта, растет и разводится в теплых странах.