— Коля… я тут.
— Алешка? С одной ходил, а из-за другой подрался. Здорово ты его.
— Милиционеров не видать?
— Можешь выходить.
Алешка огляделся.
— Ты чего? — удивился Лопата.
— Смотри, вон на углу.
— На углу? — Колька выглянул в калитку. — Никого там нет.
— Плохо видишь.
— Ну девчонка какая-то под фонарем стоит.
— Меня сторожит. Дочка Черешкова. А ну посмотри, — стоит?
— Там еще.
— Вот привязалась!
Только после того, как Таня ушла, друзья покинули свое укрытие.
Алешка вернулся в училище. Но едва он вошел в свою комнату, как увидел Форсистова. Уже протрезвевший, тот шагнул к нему, схватил за грудь.
— Теперь не уйдешь!
Алешка пытался вырваться. Напрасно. И вдруг почувствовал, как руки Форсистова ослабли, а сам он испуганно попятился к дверям. На него шел Пудов. И бородач смял бы Алешкиного недруга, не прегради ему дорогу братья Сапуновы.
— Брось, Игнат Васильевич, не тронь ты его.
И Пудов уступил. Не силе — что ему стоило раскидать их обоих, — а тихим, спокойным людям, которые не сделали зла ни ему, ни тем более его маленькому соседу по койке.
Через полчаса в комнате все утихомирились. Форсистов куда-то ушел, братья Сапуновы, как всегда вместе, принялись за домашние задания, а Пудов, присев на койку, сказал Алешке:
— Ты в парк не ходи.
— Да я так только, Игнат Васильевич.
— Так, да вышло не так. Ну давай заниматься. Черчение приготовил?
— Возьмите мой чертеж.
— Я учиться приехал, а не за чужие чертежи отметки получать. А вот мое рисование, проверь.
Алешка взглянул на чертеж и укоряющим тоном сказал, как старший младшему:
— Вы, Игнат Васильевич, не так записали задание. — Он услышал в коридоре чьи-то шаги и умолк, — не Форсистов ли? Нет, не он, и продолжал наставительно: — Вы все исходные данные перепутали, нарушили конфигурацию.
Хитрец Алешка! Он накручивал как можно больше ученых слов и хотел одного: поразить слушателя! А потом, забыв, что только что он изображал из себя старого учителя, отложил чертеж, подпер кулаком щеку и с наивностью школяра спросил дядю Пуда.
— Игнат Васильевич, а верно, — Форсистов не будет настоящим трактористом? Не та конфигурация.
— Судьба шельму метит. Недаром его фамилия Форсистов… Не о деле думает, а чтобы себя показать. От таких трактористов добра не жди. Ишь ты, славу ему подай! Дом с крыши начал строить.
Море по колено
Алешка считал, что теперь Форсистов окончательно стал его врагом. Но он не подозревал, что Форсистов очень скоро первый захочет помириться с ним.
Еще весной Форсистов даже не помышлял о том, чтобы стать знатным трактористом. Он даже подумывал, — а не переучиться ли на шофера? Конечно, бывает, что машина застрянет где-нибудь на дороге. Но в районе дороги не плохие, а если придется разок застрять в пути, это все же куда лучше, чем каждый день трястись по неровным полям да смотреть в оба, чтобы не сломать плуг о камни. К тому же Форсистова соблазняла возможность легко заработать на грузовой машине. В город — попутные пассажиры, из города — тоже. А вечерок свободен — вози кому сено, кому дрова. И все же остался трактористом. Он, Форсистов, станет знатным человеком! А почет и славу и деньги принесет. Это тебе не шоферские трояки.
Все его помыслы сосредоточились на том, чтобы стать лучшим трактористом. Но как это сделать? Прежде всего он решил поехать в училище механизации. В училище он самым добросовестным образом посещал все занятия. Но вскоре Форсистов стал думать: все практикуются, так и он будет, как все. А ему надо взять верх над другими. Тогда он подумал: а что, если почитать книжечки передовых трактористов? Наверняка раскроет секрет, как они добивались своего. Но книжки он читать не стал. Как же, жди, — так они и выдадут свои тайны! И вот тут-то он вдруг понял, что напрасно поссорился с Алешкой.
В училище шли поверочные испытания. Проводил их Сергей Антонович, и курсанты средней группы были уверены, что лучше всех ответит Форсистов. Не он ли только и говорил о том, что утрет нос всем трактористам? Но Форсистов оказался в «середнячках», — он ничем не выделялся даже рядом с дядей Пудом, которому учение давалось не очень-то легко. Лучшим оказался Николай Лопатин. И когда об этом было объявлено, даже мудрый дядя Пуд не мог понять, почему веселее всех ходил после испытания Форсистов.
Вечером, когда Алешка направился в столовую, Форсистов нагнал его на крыльце.
— Ты — тракторист, я — тракторист; чего в ссоре жить? — И, не ожидая, когда Алешка согласится на мировую, схватил его руку и крепко потряс. — Ужинать? Пошли вместе.
Они сели за столик. Им принесли ужин. Форсистов вытащил из кармана бутылку водки и налил стаканы.
— Выпьем, дружище…
— Ну ее…
— Ладно, так я и поверю, — подмигнул Форсистов. — Сапожок маленький, а шаг большой!
Опять этот сапожок! Эх, была не была! Выпьет и глазом не моргнет. И Алешка единым духом опустошил стакан. Ничего хорошего он не почувствовал. В глазах защипало, внутри всего обожгло.
А Форсистов еще налил ему и обнял за плечи.
— Молодец ты, парень! Честь МТС поддержал. Знай наших! Ну и вел ты машину, прямо загляденье! Скажу по совести, — думал, что это Сергей Антонович. Вот помяни мое слово: выйдет из тебя первейший тракторист! Сядешь на восьмидесятисильный и поведешь его. Расступись, Лопатин едет!
Алешка был горд. «То-то! А что бы ты сказал, если бы узнал сколько мне лет? Пятнадцать! А шестнадцать, ох, еще не скоро». Но все равно, он и сейчас на любую машину сядет! Хоть на восьмидесятисильную. Вот только стоять на ногах трудновато. Но в кабинке есть сидение. Зачем стоять?
— Постой, ты куда? — взял его за руку Форсистов.
— Доказывать буду. Думаешь, коротки ноги? Не достану?
— Ладно, достанешь, — не стал спорить Форсистов. — Ну давай поговорим. Мы же с тобой друзья.
— А вот и достану, — куражился Алешка. — Давай на спор! Испугался? Ладно, я и так докажу. Поеду и докажу.
Алешка откинул стул и зашагал к дверям. У порога он оглянулся, сам не зная зачем, погрозил кулаком Форсистову и, громыхая по ступенькам, выбежал во двор. А где тут самый большой гусеничный? В сумерках было не разобрать, где какая стоит машина. И каждый раз, когда он подходил к одному из гусеничных тракторов, тот куда-то исчезал и под руками оказывалась либо пустота, либо опора навеса. Это было как наваждение. Наконец Алешка ткнулся в радиатор. Ага, попался! Теперь не уйдешь, не станешь невидимкой. И уверенно взялся за дело. А что было потом, — он сказать точно не мог. Во всяком случае трактор он завел, благополучно вывел в поле, начал пахать. Чем? На крюке сзади болтался какой-то трос, но Алешке казалось, что это пятикорпусный плуг.
Пришел он в себя при самых странных обстоятельствах. Трактор из-под него куда-то исчез, а рядом с ним вдруг оказались дядя Иван и дядя Пуд. Уж не двоится ли? Но почему дяди разные? А потом началось совершенно непонятное. Голова его окунулась в бочку с водой. Уф, какая холодная вода! И кто это так больно стиснул ему руки и то опускает в эту бочку, то поднимает из нее? Алешка оглянулся, увидел Сергея Антоновича и сразу протрезвел.
— Холодно мне, — заскулил Алешка.
— Завтра жарко будет, — посулил завуч и еще раз окунул его в воду. — И куда, дубина, заехал! На край поля, к пруду. Жаль, что под кручу не подвело, — одним дураком меньше бы было!
Выгонят или не выгонят?
Утром Алешка проснулся хотя и с головной болью, но совершенно здоровым. Купание в бочке ему не повредило. Он молча застелил койку и, не глядя на товарищей, вышел из комнаты. В коридоре его окликнул дежурный по общежитию: