Черешков вышел на пласт и поднял руку.
Алешка остановил машину и открыл дверцу кабины. Он увидел удивленное лицо директора, за ним испуганного Харитона и услыхал, как, повернувшись к Форсистову, Черешков резко спросил:
— Почему у вас посторонние люди работают?
— Мальчишка, — неопределенно пробормотал Харитон. Он старался понять: узнал ли Алешку директор, а может быть, принимает за другого парня. — Мальчишка, Георгий Петрович…
— Вор!
Алешка выпрыгнул из кабинки.
— Не имеете права так обзывать.
— Право? А ну, марш отсюда!
Форсистов метнулся к Алешке, схватил за руку и вывел с борозды.
— А где же Николай Лопатин, ваш сменщик? — спросил Черешков.
— Колька, где ты? — Харитон метался от шалаша к опушке леса. Наконец он отыскал Лопатина в кустах, выволок к трактору и на глазах директора принялся распекать:
— Это ты мальчишку какого-то на трактор пустил? Сколько раз я говорил, чтобы посторонних и духу не было! Опять за свое. Учил, учил, так и не выучил. Так вот, в последний раз предупреждаю: еще увижу, — тебя с машины прогоню. Не посмотрю, что труды свои вложил.
Колька только мигал глазами. Вот так Форсистов! Ему бы не на тракторе ездить, а на сцене комедию ломать! С таким не пропадешь!
Харитон прогоняет Алешку
Форсистов был очень доволен, что все обошлось более или менее благополучно. Ведь могло дойти до драки, — горяч Алешка; ишь, как звереныш оскалился! Но после отъезда Черешкова он твердо решил: надо прогнать Алешку. В конторе не заметят, а в Черепановке? Опять Харитон выкручивайся. Оставалось одно: перевестись в другую бригаду — и концы в воду.
На следующий день после смены он отозвал Алешку и сказал, присаживаясь на землю.
— Придется тебе в другом месте работу искать.
— Это кто же меня уволил? Директор?
— Надо было смолчать, а ты чуть не в драку.
— Он же не знает, что я у тебя сменщиком, — продолжал Алешка.
— Тогда я тебя увольняю. Кто нанимал, тот и увольняет. Ты со мной рядился.
На это Алешка возразить ничего не мог. Он понимал, что жаловаться на Форсистова он не может, и в тот же день ушел из шалаша. В Черепановке оставаться нельзя. Но куда идти? Не в Серебрянку же. Вернуться в училище и рассказать обо всем Сергею Антоновичу? А может быть, поехать к дяде Пуду? Алешка сидел в своей летней горнице, смотрел в окно на яблоневую ветку и думал о неудачливой своей судьбе.
Невеселые размышления его были прерваны появлением Тани.
Алешка не верил своим глазам. Зачем она пришла? Наверное, уже знает, как он схватился в поле с ее отцом. С машины выгнал — его дело! А обзывать не имеет права.
— Мне надо тебе что-то сказать, — взволнованно произнесла Таня. И, минуя Глашу, сбежала с крыльца.
Он догнал ее на улице. Таня сказала, не оборачиваясь и быстро шагая посреди дороги:
— Следователь приехал.
Алешка думал об ее отце.
— Георгий Петрович меня первый вором назвал.
Она продолжала скороговоркой:
— Следователь сейчас у отца. И всё спорят и спорят, не могут понять друг друга. Следователь говорит: «У меня ордер на арест тракториста Алексея Левшина». А отец отвечает: «В МТС нет тракториста Алексея Левшина». Тогда следователь достает газету и показывает на портрет: «А это кто такой?». «А это Николай Лопатин! Тут ясно в газете написано!» А следователь ему: «Мало ли, что написано! Это Алексей Левшин». А отец даже рассердился: «Я своим глазам больше верю, чем вашим вымыслам. Я отлично знаю и Левшина и Лопатина. Так вот — в газете Лопатин!» Ну, а следователь тоже рассердился. Расстегнул свой портфель и спрашивает: «У Левшина дядя есть? Есть! Племянника своего знает? Знает! Так вот его показания!» И читает: «В газете напечатан портрет моего племянника Алексея Левшина». Теперь они едут сюда.
— Пусть едут…
— Помнишь, что я тебе говорила? Надо было пойти и все рассказать…
— Помню…
— Что же ты думаешь делать?
— Не знаю… — И бросился в проулок.
— Алеша, постой… Я тебе не все сказала… — Таня побежала за ним. Она догнала его у леса. — Алеша, подожди..
Она не понимала, куда идет он и куда следом за ним идет она. Лесная тропинка извивалась меж кустов, перелесками, по болоту, и наконец вывела их к озеру. Алешка пробрался через прибрежную осоку, залез в лодку и оттуда сказал:
— Я вон на тот остров, — видишь? Только никому не говори.
— И я с тобой, — ответила Таня и, прежде, чем Алешка согласился, сбросила с себя сандалии и зашлепала по воде.
Алешка усадил ее на скамейку и, пробираясь сквозь высокую, шуршащую траву, вывел лодку на светлую озерную гладь.
— Пусть теперь следователь поищет меня! — сказал он, оглянувшись в ту сторону, где за лесом была Черепановка. — Да и не добраться ему до острова!
Они причалили к острову, оставили лодку в бухточке и пошли к шалашу.
— Здесь хоть все лето можно прожить.
— Я ружье привезу.
— Хлеба бы, — сказал Алешка. — Без хлеба пропадешь.
— И я сюда переберусь, — неожиданно заявила Таня.
— Скажешь тоже! — смутился Алешка.
— Но почему нет?
— Понимаешь, неудобно как-то…
— Чепуха! Я буду тебе помогать.
Алешка не знал, как убедить Таню, что ей действительно нельзя оставаться на этом острове, и вдруг в голову пришла спасительная мысль.
— Если ты убежишь сюда, весь район на ноги поставят. Тогда и тебя, и меня сразу разыщут.
— Да, это ты, пожалуй, прав, — согласилась она. — Но все равно. Я буду сюда приезжать. И давай условимся: как только увидишь на берегу костер, так подавай лодку.
— Ладно…
Они присели у шалаша.
— Следователь, наверно, уже приехал. И откуда он пронюхал, что мы с Колькой обменялись документами? Кто ему сказал об этом? Неужто Форсистов?
— Ничего следователь про это не знает. Я ж тебе говорила, — они с папой заспорили, кто ты, а кто Колька.
— Так почему же он ищет Левшина? А может быть, дядя Иван догадался и сообщил, что у него самозванный племянник?
— Совсем нет. Ты знаешь, дядя Иван арестован. У него недостача каких-то там запасных частей. И следователь говорит, есть доказательства, что Алексей Левшин, ну, не ты, а Колька, помогал ему сбывать эти части какой-то там шайке.
Алешка не мог представить себе дядю Ивана вором и сказал протестующе:
— Дядя Иван свое кому хочешь отдаст, а тут в училище взял. Брехня это…
Алешка собрал хворост, принес из шалаша спички и разжег костер. Для чего это ему потребовалось, — он и сам не знал. Комаров нет, варить нечего, — видно, от грусти. И, подкидывая в огонь сушняк, сказал Тане:
— Так вот почему Георгий Петрович назвал меня так…
— Папа не имел права.
— Но он не знал…
— Если меня когда-нибудь так оскорбят, я тоже не стерплю, — спокойно сказала Таня. Она обошла костер и остановилась совсем близко от огня. — На твоем месте я не стала бы ждать, пока меня арестуют. Я бы сама пошла к следователю, в суд и сказала: — Я не виновата! Я ничего плохого сделать не хотела.
Алешка слушал, не спуская глаз с Тани, не перебивая ее. Еще совсем недавно она казалась ему обыкновенной девчонкой, которую он не прочь был поколотить. А теперь он думал о том — кто мог так поступить, как она? Друг, настоящий товарищ! Не скрываться, не бояться, а все самому открыть. Знает ли Таня, как важно для него то, что она только что сказала?