И затем высоким голосом, нараспев, он прочитал длинную молитву, которая заканчивалась прошением о ниспослании благодати сему дому и его обитателям. Произнеся звучное «аминь», Саксон позволил, наконец, отвести себя наверх. Мать моя, вошедшая перед молитвой в комнату и благоговейно внимавшая словам гостя, бросилась готовить для него совершенно особенный напиток, который, по её мнению, составлял превосходное средство от простуды. Лекарство это состояло из стакана зеленой шафрановой водки, в которую было прибавлено десять капель эликсира Даффи.
Хозяйственная женщина была моя покойная матушка. У неё были предусмотрены всевозможные события и случаи и на каждый раз имелась своя особенная еда и питьё. Болезни она также лечила всякие, и против каждого недуга у неё имелось в буфете приятное и вкусное лекарство.
Децимус Саксон явился в новом отцовском костюме из чёрного бархата и мягких ботфортах. Теперь это был совсем другой человек; он не походил на того смешного бродягу, который скользнул, подобно морскому угрю, в нашу лодку. Вместе с одеждой он, по-видимому, переменил манеру держать себя. Во все время «ужина он беседовал с матушкой в тоне вежливо-серьёзном. Эта манера несравненно более шла к нему, чем прежняя; в лодке он произвёл на меня дурное впечатление. Мне не нравилось его нахальство и многоречие.
Впрочем, говоря по правде, Саксону теперь разговаривать было некогда. Сдержанность его, может быть, объяснялась тем, что он усердно занялся едой. Сперва он съел изрядное количество холодного ростбифа, затем перешёл к паштету с начинкой из каплуна, которому тоже воздал честь, а затем одолел окуня, в котором было, по меньшей мере, два фунта. Все это он сдобрил большой кружкой эля. Насытившись, он улыбнулся нам всем и объявил, что его телесные потребности на этот раз удовлетворены.
— У меня такое правило, — сказал он, — я руковожусь мудрым наставлением, гласящим, что человек должен вставать из-за стола с сознанием, что он мог бы съесть ещё столько же.
Когда со стола убрали и мать ушла спать, отец обратился к гостю и спросил:
— Из ваших слов я понял, сэр, что вам на вашем веку пришлось много потрудиться?
Гость, который н это время свинчивал свою трубку, ответил:
— Я — старый солдат, худая и костлявая собака, обученная как следует и деле мёртвой хватки. Моя грешная плоть носит следы многих ударов и порезов; большинство этих ран я получил, сражаясь за протестантскую веру. Есть, однако, и такие раны, которые я получил, сражаясь за христианство вообще, принимая участие в борьбе с турками. Кровью моей, сэр, закапана вся карта Европы. Не всегда, впрочем — охотно сознаюсь, — я проливал кровь за общее дело. Иногда мне приходилось защищать свою собственную честь, и я много раз дрался на дуэлях. Народы севера называют дуэль «nolmgang». Дуэли совершенно неизбежны для рыцаря счастья. Кавалер счастья живёт в чужих странах и среди чужого народа. Он должен быть особенно щепетильным в вопросах чести, он должен защищать не только свою честь, но и честь той страны, которую он представляет. Ведь честь отечества дороже каждому из нас, чем своя собственная.
— Какое же оружие вы употребляли в таких случаях? По всей вероятности, шпагу? — спросил отец, ёрзая по креслу. Он начинал волноваться всегда, когда просыпался его старый боевой дух.
— Всякое: саблю, рапиру, толедский клинок, боевой топор, пику, полупику, моргенштерн и алебарду. Я очень скромен от природы, но должен признаться, что могу выстоять против всякого искусника, разве только со мною сцепится драться мой братец Квартус. Я изучил бой на саблях, на шпагах с кинжалом, на шпагах со щитом, умею я драться на палашах, мечах и всячески. Знаю я это дело хорошо.
Глаза у отца заблестели.
— Клянусь вам, что я испытал бы ваше искусство, будь я лет на двадцать помоложе! — воскликнул он. — Очень солидные военные люди признавали, что я недурно бьюсь на палашах. Прости меня Господи за то, что моё сердце до сей поры устремляется к подобной суёте.
— Да, я слышал об этом, мне говорили святые люди о ваших подвигах, — ответил Саксон, — мистер Ричард Румбольд говорил мне о вашем подвиге при столкновении с войсками герцога Арджиля. У него был какой-то шотландец — Сторр или Стаур, так кажется?
— Да-да, Сторр из Дромлизи. В одной из стычек перед Дунбарской битвой я рассёк его почти пополам в то время, как он устремлялся на меня. Неужели Дик Румбольд не забыл этого случая? Дик был молодец во всех отношениях. Он и молиться умел, и сражался, как лев. На поле битвы мы находились вместе, а в палатке мы тоже вместе искали истину… Итак, Дик опять напялил на себя военную сбрую? Конечно, он не может быть спокоен, если только есть возможность сразиться за поруганную веру. Да и то сказать, если война дойдёт до наших мест, то и я, пожалуй… Кто знает? Кто знает?..
— Ну, у вас есть славный воин, — произнёс Саксон, беря меня под руку, — мы ещё мало знакомы с этим молодым человеком, но я успел его уже узнать. Он силён, бодр. умеет при случае говорить гордые слова. Отчего бы ему не принять участия в этом деле?
— Мы ещё потолкуем об этом, — ответил отец, глядя на меня из-под своих нависших бровей, — но прошу вас, друг Саксон, расскажите мне подробно, как это все с вами случилось? Вы мне сказали, что сын мой Михей вытащил вас из воды, но кто вас туда бросил?
Децимус Саксон около минуты молча курил, приводя свои мысли в порядок и припоминая все нужное, а затем заговорил:
— Случилось это вот как. После того как Ян Собесский прогнал турок с Вены и на востоке Европы водворился мир, подобные мне бродячие рыцари счастья остались не у дел. Войны нигде не было, кроме Италии, где происходили ничтожные стычки. Солдату в таких стычках принимать участия не стоит. Там ни славы, ни долларов не приобретёшь Вот я и отправился в путешествие по Европе. Положение дел повсюду было самое неутешительное, везде царил полный и безоблачный мир. Счастье улыбнулось мне только в Голландии. Прибыв в Амстердам, я узнал, что там находится отходящее вскоре в Гвинею судно «Провидение», а судно это, надо вам сказать, принадлежит и находится под командой моих двух братьев — Нонуса и Квартуса. Я отправился к братьям и предложил им себя в качестве компаньона. Они приняли меня в товарищи, но с условием, чтобы я уплатил стоимость третьей части груза. Пока судно стояло в порту, я успел познакомиться с несколькими изгнанниками, а они, узнав о моей преданности протестантизму, представили меня герцогу и мистеру Румбольду, который и поручил мне и отвезти в Англию эти письма. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему эти письма очутились у меня?