– Это прекрасная сталь. Дик, – сказал один из них и, уперев палаш остриём в каменный пол, начал сгибать его.
– Гляди, какая эластичность! Клейма фабрики нет, но на рукоятке помечен год 1638. Откуда вы достали этот палаш, любезный? – обратился он ко мне.
– Я получил этот палаш от отца, – ответил я. Высокий офицер насмешливо улыбнулся и произнёс:
– Ну, надо надеяться, что отец этим палашом защищал более честное дело, чем его сын.
– Отец его обнажал для такого же, а не более честного дела, – ответил я. – Этот меч всегда служил правам и свободе англичан. Он всегда поражал тиранию и ханжество.
– Ах какая великолепная реплика для театра, Дик! – воскликнул офицер. – Как-как он сказал? Тирания и ханжество! Представь себе, что эту фразу произносит Бетертон, стоя у рампы. Одну руку он прижимает к сердцу, а другой указывает на небо. Я убеждён, что весь партер сошёл бы с ума.
– Весьма вероятно, – ответил другой офицер, крутя усы. – Но нам некогда здесь разговоры разговаривать. Как ты думаешь, что нам сделать с этим маленьким?
– Я полагаю, что его надо повесить, – беззаботно ответил офицер.
Услыхав эти слова, мэстер Тэзридж вырвался из рук капрала и, шлёпнувшись на пол к ногам офицеров, завыл не своим голосом:
– О нет, ваши милостивые и высокие благородия, не делайте этого! Разве я вам не сказал, где найти одного из лучших солдат бунтовской армии? Разве я вас не привёл к нему? Разве я не украл у него палаш для того, чтобы он не ранил никого из верноподданных короля? Ваши благородия, не поступайте со мной так жестоко, ведь я вам оказал большую услугу. Я ведь сдержал своё слово! Я правильно вам про него рассказывал. Великан ростом и силы необыкновенной. Если бы вам пришлось с ним сражаться, он убил бы, по крайней мере, троих. Вся армия бунтовская может подтвердить мои слова А я его вам выдал без всякой опасности. Отпустите же меня на свободу!
– Чертовски хорошо сказано! – произнёс маленький офицерик, похлопывая себя по руке. – Говорит с выражением, совершенно ясно. Возьмите-ка, капрал, его за шиворот, вот так. Ну, Дик, теперь очередь за тобой. Что ты скажешь?
– Ты глупишь, Джон, – нетерпеливо воскликнул высокий офицер. – Все в своё время. Ты относишься к театральным представлениям как к настоящей жизни, а к настоящей жизни как к театральным представлениям. Эта гадина говорит правду. Мы должны держать слово, иначе крестьяне не станут выдавать бунтовщиков. Да, поступать иначе нельзя!
Маленький офицер ответил:
– Ну, что касается меня, я держусь того мнения, что доносчику следует первый кнут. Я бы сперва его повесил, а уж потом и рассуждал бы о данном обещании. Впрочем, черт меня возьми, если я хочу вам навязать моё мнение.
– Нет-нет, это невозможно! – воскликнул высокий офицер и, обращаясь к капралу, произнёс: – Капрал, сведите этого человека вниз. Пусть с вами идёт Гендерсон. Латы и рапиру у него отберите. Он имеет такое же право носить их, как его мать. И кроме того, слушайте, капрал, не мешает ему дать по жирной спине несколько ударов ремённой плетью. Пусть он хорошо помнит королевских драгун.
Моего коварного товарища потащили вон из комнаты, причём он кричал и барахтался. Затем со двора раздались раздирающие вопли. Драгуны, очевидно, исполняли приказ. Крики становились все слабее по мере того, как Тэзридж улепётывал от своих преследователей. Оба офицера бросились к окну и тоже не могли воздержаться от улыбок. Я понял, что мэстер Тэзридж, пришпориваемый страхом и прыгающий через заборы и канавы, представлял собой действительно смешное зрелище.
– Ну, а теперь займёмся другим, – произнёс маленький офицер, отходя от окна и вытирая выступившие от смеха слезы, – ну, сэр, я полагаю, что вы отлично устроитесь вот на этой балке. Где палач Бродрек?
– Здесь, сэр, – произнёс толстый солдат угрюмого вида, выступая вперёд, – у меня и верёвка, и крюк имеются.
– Ну так перекинь верёвку через балку. Эге, что это у тебя рука завязана? Что ты с нею сделал, неуклюжий плут?