Дай Бог, чтобы заокеанские Саксоны никогда не ожесточали своих сердец против маленького острова. Дай Бог, чтобы они никогда не забывали, что этот остров был их колыбелью.
Соломон Спрент, как вам уже известно, женился и жил долго и счастливо, на радость всем своим друзьям. Я получил от него письмо, ещё будучи за границей. Соломон сообщал, что к его флоту прибавились две маленькие лодочки. Я, конечно, понял, что речь шла о детях, которые у него родились. Умер он таким образом: однажды зимою к моему отцу пришли от Соломона Спрента. Отец поспешил к нему. Старик сидел в постели. Рядом на столике стояла бутылка с ромом и коробка с табаком. Старик тяжело дышал и был в унынии. На коленях у него лежала раскрытая Библия.
– Трюм у меня пробит и быстро наполняется водой, – сказал Соломон. – Не успеваю выкачивать воду; того и гляди, пойду ко дну. По правде сказать, я был плохим моряком и вот теперь, когда час настал, чувствую себя совершенно разбитым.
Отец пригляделся к истомлённому лицу больного, прислушался к его тяжёлому дыханию и спросил:
– Но в каком положении душа?
– Ах, друг, – ответил Соломон, – душа – это груз, который мы везём в своём трюме, но сделать с этим грузом ничего не можем, так как не мы его грузили. Я старался слушать команды, я старался выполнять все десять предписаний, но кто может поручиться, что я не сбился с фарватера и что меня не отдадут под военный суд?
– Надейтесь не на себя, а на Христа! – ответил отец.
– Ну, конечно, – подтвердил моряк. – Христос управляет рулём. Я всю свою жизнь старался наблюдать за порядком в своём корабле и строго следил за погодой. Думаю, что за это меня не накажут. Грустно мне что-то, друг, и вся моя надежда на то, что в океане Божьего милосердия нет, как говорят, дна. А скажи, друг, веришь ли ты в то, что вот это моё тело снова восстанет?
– Нам поведено Богом верить в воскресение мёртвых, – ответил отец.
– Мне, главное, своей татуировки жалко, – ответил Соломон. – Татуировку эту я сделал в Вест-Индии, когда состоял под командой сэра Христофора. Жаль мне с ней расставаться, да и шабаш. Я, друг, ни к кому не питал ненависти. Я даже к голландским морякам злобы не имею, хотя мне пришлось с ними три раза воевать. Они мне одну из мачт оторвали и самого чуть не повесили. Правда, мне пришлось продырявить дырки в некоторых из них, но ведь это сделано в честном бою и по долгу службы. Вот пил я тоже, но на службу пьяным никогда не являлся и команду исполнял в точности. Когда бывали деньги – всегда с бедными товарищами делился. Насчёт девок – говорить нечего. Не любил я с ними путаться. Моя Феба пожаловаться на меня не может; чужим судам сигналов не подавал. Возьми-ка, друг, мои бумаги, вон там, на полке. Может быть, меня сегодня же ночью позовут к ответу перед главным Адмиралом. Я не боюсь, что он велит меня запереть в трюм. Я хоть и бедный матрос, но знаю, что Он мне обещал своё милосердие, и крепко надеюсь на него.
Отец мой просидел со стариком несколько часов и старался всеми силами его укрепить и утешить. Силы больного быстро падали. Наконец отец собрался уходить. Около
Соломона стояла его верная жена. Отец пожал исхудавшую, тёмную руку старого Матроса.
– Я надеюсь снова с вами увидаться, – сказал он.
– Увидимся в небесном океане, – ответил умирающий.
Предсказание это оказалось верным. Рано утром жена Соломона наклонилась над ним и увидала на его лице весёлую и радостную улыбку. Старик приподнялся на подушках, тронул себя за голову, а затем, опустившись снова на постель, заснул тем сном, от которого просыпаются только для вечности.
Вы меня спросите, конечно, что стало с Гектором Мэротом и тем странным корабельным грузом, который вышел из гавани Пуля. Достоверного на это счёт ничего не имеется. Только несколько месяцев после отхода корабля пошли странные слухи. Слухи эти пустил капитан Илия Гопкинс, командир бристольского судна «Каролина». Капитан Гопкинс возвращался из наших колоний в Англию, и ему пришлось попасть в туманы и бороться с противным ветром. Однажды ночью его судно кружилось среди мелей. Туман был так непроницаем, что капитан Гопкинс с трудом различал мачты собственного корабля. И вот в эту-то ночь произошёл странный случай. Капитан и матросы «Каролины» стояли на палубе и вдруг услыхали многоголосый хор. Сперва звуки были слабы и неясны, но затем стали приближаться и, наконец, раздались совсем близко. Потом пение стало удаляться постепенно и в конце концов замолкло вдали. Некоторые матросы решили, что это дьявольское наваждение, но капитан Гопкинс, рассказывая об этом, прибавлял: