— Ты смотри! — строго предупредил он, с опаской поглядывая по сторонам. — Не сболтни эти слова где-нибудь. За них по головке, слышь, не гладят. Понял?
— Не сболтну, — пообещал Мишка.
— И правильно сделаешь, — назидательно заметил дядя Коля, вытаскивая из кармана кисет с крепкой махоркой.
Хоть Мишка и освоил навыки пожарной профессии, выезжать по тревоге ему приходилось нечасто: виной тому была брандмейстерша. Раньше для всяких надобностей она пользовалась услугами то одного, то другого пожарного, сейчас же Стяжкин прикрепил к ней Мишку. Галина Ксенофонтовна прекрасно понимала, что новый кучер по неопытности роптать не станет, да и оторвать его от обычных дел было куда проще, чем какого-нибудь взрослого.
Теперь если Мишка по приказанию брандмейстерши чистил картошку или выбивал пуховики, то и набат на каланче был для него пустым звуком.
По утрам он сопровождал Галину Ксенофонтовну на базар, и субботу или в воскресенье ездил в лес за грибами, присматривал за недавно купленным поросенком, словом, выполнял любое ее поручение. И все-таки у брандмейстерши было много легче, чем в заведении Александра Гавриловича.
Правда, дядя Коля недовольно ворчал:
— Ты, Михайло, — кучер пожарной команды. А Ксенофонтовна, фурия, тебя в кого превращает? В кухонного работника.
— Да не грызи ты, старый, мальца, — вступался за Мишку Геннадий Сидорович. — Малец что может сделать? Будет подходящий момент, поговорю с ней лично, объясню все грамотно...
К сожалению, такого момента старший топорник выбрать не мог, ну, а Мишка благодаря Галине Ксенофонтовне вскоре избежал большой опасности. Вот как это случилось.
Из военной комендатуры Стяжкину по телефону сообщили, что их высокоблагородие господин комендант собирается ознакомиться с пожарными командами города и приказали: в ближайшие. дни из части без особой надобности никого не выпускать, депо, конюшню, казарму и двор привести в надлежащий порядок, лошадей вычистить.
Фалеев, узнав об этом, кровно обиделся:
— У нас, слава богу, каждый день чистота. Не в кабаке живем.
— Молчать, Сергеич! — цыкнул на помощника Стяжкин.— Не твоего стариковского ума дело! Раз начальство велело, изволь выполнять. Чтоб ни единой соринки не осталось...
И теперь с утра и до поздней мочи пожарные красили, чинили, скребли, мели, мыли. Экстренно приглашенный Стефанович специальными большими ножницами выравнивал лошадям гривы, челки, хвосты и восхищенно шептал:
— Сколько благородства и грации в этих чудесных животных!
Мантилио, когда над ним колдовали, стоял спокойно и доверчиво поблескивал своими длинными глазами. Мишка боялся сначала, что парикмахер подстрижет криво, или вырвет где-нибудь лишний клок, или, чего доброго, отхватит полхвоста, но все сошло хорошо, и Мишка, да и не только он, другие кучера тоже благодарили мастера за хорошую работу. Растроганный их вниманием, Стефанович на прощание подстриг бороду и козлу Яшке.
В день приезда коменданта все в части были на ногах чуть ли не с первыми петухами: разглаживали парадные мундиры, до солнечного блеска начищали каски, ваксили сапоги, а Ермолович даже подвел себе брови и нафабрил усы. Один только Мишка не готовился вместе со всеми, а, позевывая, сидел в дощатом сарайчике, где жил поросенок. Ночью парня разбудил дежурный, велел одеться и немедленно бежать к Галине Ксенофонтовне. Оказалось, что. заболел Бодяга, — так брандмейстерша звала поросенка, — и Мишке вменялось в обязанность делать ему горячие припарки.
— Какие, юноша, родятся на свет коварные люди, — возмущенно говорила Галина Ксенофонтовна. — Окатили бедного Бодягу, лишь я его гулять выпустила, из брандспойта ледяной водой. Сама, сама лично из окошка видела, да разглядеть не успела, кто хулиганит... Со своим козлом так бы не поступили...
К утру поросенку стало легче, но Мишке все равно было приказано продолжать лечение. Недовольному же Стяжкину Галина Ксенофонтовна посоветовала о кучере одноконной бочки пока забыть и заменить его временно хотя бы Киприяном.
— Мне, Григорий Прокопьевич, важнее Бодягу выходить,— заявила она тоном, не допускающим возражения, — чем всякие твои дурацкие смотры да парады. И не перечь! В рождество окороком станешь лакомиться, мне спасибо скажешь...
Комендант со своей свитой появился в части где-то после полудня. Из щелей сарайчика Мишка видел, как сначала во двор на взмыленном вороном скакуне влетел вестовой первой части, покрутился и что-то прокричал, махая нагайкой. Стяжкин, давно уже бывший наготове, быстро подал условный знак Ермоловичу, и тот заиграл «сбор». В считанные секунды пожарные во главе с Фалеевым выстроились около казармы, кучера — перед конюшней.