Бартоломеус грубо затолкал крольчиху в ванную комнату и проорал:
— Помойся как следует! Миссис Грант! Проследи-ка, чтоб девчонка не сбежала и найти ей какое-нибудь занятие на кухне, чтоб не шлялась, где не попадя.
В маленькой коморке без окон стояли два ведра с застоявшейся водой и один кувшин для обливания. Рядом на полу находилась неглубокая цинковая ванна.
— Хорошо, сделаем! — ответила за медведицу Руфа. — Где вы нашли нашу Нику?
Бартоломеус усмехнулся:
— Ваша Ника ошивалась у «Медвежьей берлоги». Впрочем, ничего нового — проголодалась, продрогла, вот и явилась как миленькая.
Бартоломеус захлопнул деверь со словами:
— Неужели тебе не надоело? Если господин Бэрворд узнает о твоих выходках — он отвезет тебя в Северный лес и оставит там на съедение механическим монстрам! Я не могу прикрывать тебя вечно!
Ника сидела на каменном полу, вычесывая шерсть мыльной щеткой и умываясь литрами слез.
Несколько дней тому назад она чуть не умерла со страху. Уродливый стальной червь вынырнул из-под земли, обрызгав ее фонтаном снега. Ника была наслышана и о механических монстрах, и о Грозе меков, ее воображение создало кучу эпических образов, сотню сказок. Увы, чем ярче ты окрашиваешь реальность — тем страшнее она оказывается в последствие. Той ночью заячье сердце едва не выпрыгнуло из груди. Карета, которую Ника оплатила из своего кармана, перевернулась, чуть-чуть не придавив ее.
Когда Ника была совсем малышкой, Бартоломеус проводил с ней уйму времени, пытаясь отгородить ее от общества аристократов. Официальный отчим не планировал заниматься воспитанием сиротки, которую сам же и удочерил, а своему лакею поручил не подпускать к себе зайчху без приказа. Держать ее круглыми сутками взаперти, он тоже не мог.
Чтобы хоть как-то приструнить Нику, Бартоломеус прибегнул к суровому способу. Во всех газетах очень удачно кричали о механических чудищах. На их основе лакей выдумал страшилку о созданиях ночи, которые восстают из своего ледяного ада, чтобы украсть душу грешника.
Ника как-то спросила: «Почему они охотятся только на грешников? Была бы я монстром, я бы крала души хороших зверей».
«Холодному телу — холодная душа, — ответил тот. — Души хороших зверей — горячие, как солнце. Они расплавят нутро чудовища, и оно умрет. Поэтому, Ника, ни в коем случае не дай своей душе погаснуть».
Ника быстро росла и становилась неусидчивее, любопытнее. Настал день, которого конь так боялся, — день, когда свободолюбивая натура взбунтовалась, а страшилка превратилась в сказку о герое и монстре.
Ника начала демонстрировать свое «Я», нарушать правила и сбегать на улицу. Там она надеялась обрести свободу, но по итогу обретала проблемы. Она воровала имущество хозяина и продавала его за гроши, не зная, как работает современный рынок. Спустя пару дней бездумных трат пустой желудок побуждал ее на нехорошие поступки.
Нельзя сказать, что в поместье Бэрворда ей плохо жилось. Мисси Грант — замещала ей матушку, Руфа — сестру, а Отто и Киччи — дедушку и бабушку. Да, семья ее не была кровной, но она была настоящей, а это — куда важнее. Ника жила в тепле и сытости, она помогала на кухне и в будущем могла бы полноценно выдвинуться на должность. В каком-то смысле, ей несказанно повезло попасться тогда на глаза Роланда Бэрворда. Она могла умереть в колыбели, не имевши имени, не видавши жизни.
Когда Ника пришла на кухню погреться, миссис Грант не стала отчитывать ее, а тихо сказала:
— Подкинь дров, огонь слабоват…
Зайчиха, понурив голову, задрала рукава и присела возле печи, на которой дымилась кастрюля с ароматным бульоном.
— Ты как, Ника? Где тебя так долго носило? — прискакала к ней Руфа.
— Помнишь о тех монстрах из ледяного ада, о которых рассказывал Бартоломеус? — Ника нехотя ворошила деревяшкой угли.
— А! Ты про ту страшилку!
— Да, вот только… это все правда.
— Да ты шутишь!
— Я видела его, монстра из-под земли!
Все на кухне навострили уши, но не подали вида. Как обычно бестактно себя повел только Баритон:
— Ах, это ты! — замахал он половником.
— Вы знакомы? — не вытерпел Отто.
— О, да! Эта зайчиха — причина моих несчастий! И почему из всех мест тебе надо было оказаться на моей кухне!
— На вашей кухне? — вскричала Ника. — Эта кухня не ваша!
— К сожалению, это так… — испустила печальный вздох Киччи. — Баритон с недавних пор протеже господина Бэрворда.
— Ха! — фыркнул хорек. — К сожалению! К сожалению! Делайте свою работу лучше и не будет никаких сожалений!
Подавляя гнев, Ника выбежала из кухни. Рафа ринулась за ней. Она нашла зайчиху в дортуаре — в большой комнате с множеством спальных мест.
Рафа знала характер подруги. Ника была из тех зверей, что жаждят утешения и поддержки. Именно поэтому зайчиха никогда не запирала за собой двери — была ли она в радости или в печали, она всегда ждала визитеров.
Ника сидела на своей кровати, обнимая подушку.
— Рафа! — воскликнула она, тем не менее, дозволяя той усесться рядом. — Это какой-то злой рок! Этот старикан явился ко мне, будто призрак пошлого!
— Какой ещё призрак, Ника? О чем ты толкуешь? Призраков не существует!
— Ещё скажи, что ледяного дьявола не существует! — Зайчиха прочнее вцепилась в подушку и, скорчив странную мину, промолвила севшим голосом: — Я думаю, он нацелился на мою душу!
— Что?
— Знаю, это невероятно, но я воочию видела его!
— Ледяного дьявола?
— Да!
— Монстра из сказки Бартоломеуса? — Белка щурилась невпонятках.
— Его самого!
— Боже мой, Ника, а не заболела ли ты часом? — Руфа в испуге стала ощупывать зайчиха лоб. — Всё ясно! У тебя жар, вот ты и бредишь.
Ника действительно вся пылала. Последние несколько дней Ника скиталась по улице и собирала информацию о Грозе меков и о его громких победах. Теперь она прибывала в твёрдом убеждении о том, что её жизнь в его лапах.
— Знаешь, Рафа, недавно в газете писали, что Гроза меков победил ледяного дьявола. Но всё было не так! Я была там, я наблюдала из-за деревьев! Монстр ушёл сам! Он не нашёл меня, поэтому и ушёл, понимаешь?
— Тебе нужно поспать! — не слышала её Ника. — Завтра важный день. На праздник к господину Бэрворду придёт много гостей, нам не обойтись без твоей помощи.
— Да, точно! — судорожно закивала та. — Праздник «Королевы ночи»! Все будут заняты едой и танцами…
— К чему это ты клонишь?
— А к тому, дорогая моя Рафа, что Бартоломеусу не будет до меня никакого дела.
Рафа соскочила с кровати и встряхнула свой передник:
— А ну, говори, что ты задумала на этот раз? — подбочилась она, с недоверием наблюдая за тем, как Ника крутится по комнате и стягивает с коек простыни.
— Подержи-ка здесь, добрая моя Рафа, — ластилась зайчиха, закидывая подругу простынями, — ты ведь выручишь меня?
— Какая же ты бессовестная! Знаешь же, что я не смогу тебе отказать! Что тебе надо?
— Во сколько завтра празднество?
— Начало в восемь вечера.
— Отлично! — Ника проверила прочность узла, в которые уже связала две простыни. — Рафа, Рафа, натяни-ка… ага! Всё, спасибо, дальше я сама! А ты пока поди попроси новый комплект белья. Этот, боюсь, мне понадобиться для другого.
— Что ты делаешь?
— А на что это похоже?
— Ох, я поняла! Ты плетешь верёвку!
— Точно! Завтра, моя добрая Рафа, ты поможешь мне.
Из-за праздника главный вход будет строго охраняться дежурными, по этому мы сбежим через двор восточного крыла. Увы, без тебя мне не влезть на забор!
— Постой-ка! — всплеснула лапами белка. — Ты хочешь, чтобы я сбежала с тобой?
— Ну конечно!
— А если я откажусь?
— Тогда вместо того, чтобы веселиться в городе и смотреть салют, ты будешь весь вечер работать на кухне. О, Рафа, ты так юна и так красива! — Ника закружила белку в танце. — Твое место на балу, а не у вёдер с грязной посудой! А? Ну что скажешь?