На празднике присутствовали гости всех пород: хищники, травоядные, звери малые и большие. Они обсуждали фарфоровые сервизы и серебряные столовые приборы, хрустальные люстры, расцветающие на потолках белоснежными лилиями, золотые гобелены на стенах с причудливо вышитыми птицами и ветвящимися стеблями сказочных растений. Модники лезли из кожи вон, чтобы лишнюю минуту похвастаться своим ценником, и, если не напрямую, то хотя бы из-за спины оскорбить чужой костюм, платье или чувство стиля. Дамы прятали свои незакрывающиеся рты и острые языки за пёстрыми веерами, поверх которых выстреливали их недобропорядочные взгляды, выискивающие жертву очередной сплетни. Господа изливали друг на друга желчь в скользких высказываниях и псевдоприятельском похлопывании по спине.
Для зверя видящего, для того, кто привык к простому образу жизни — без цветастых оберток, — вся гнилостность этого балагана бросалась в глаза и не вызывала иного чувства, кроме отвращения. Чего нельзя было сказать о Шарлотте Де Муар. Посматривая на происходящее с балкона, она всё никак не могла нарадоваться. Сегодня был её шестнадцатый день рождения, знаменательный день, когда она представит обществу свои промышленные идеи. А где-то там, внизу, среди ажурных масок, дожидается её выхода дорогой господин Ноэль.
— Нервничаешь? — По правое плечо от неё появилась Гретта с пушистым опахалом из белых перьев, великолепно сочетающимся с её бежевым платьем и светлой чуть кучерявой шерстью. Тёмные перчатки, острая маска с пайетками и брошь, переливающаяся цветами омута, добавляли её образу чарующей загадочности.
— Ещё как! — воскликнула Шарлотта, цепляясь за перила. — Но я уверена, что всё получится! Господин Ноэль сказал…
— Господин Ноэль сказал! — передразнила подругу коза. — Чарли, ты с ним знакома всего-ничего. Не предавай его словам больше веса, чем его поступкам. А в деле, моя дорогая, он себя пока никаким образом не проявил.
У Шарлотты поникли усики. Гретта была права в каждом слове, но верить этому почему-то не хотелось. Подруги уже не раз ссорились и мирились из-за Ноттэниэля, но по-прежнему обе стояли на своем.
— Давай не будем об этом, — вздохнула Шарлотта и растянула рот в улыбке, чтобы растопить холодное сердце Гретты. Худшее, что могло случиться сейчас, — очередная потасовка между ними. В расстроенных чувствах будет сложно держаться на публике. Как говорил ее отец: «Поверь, что ты лидер, и тогда в это поверят другие» — наставляла себя рысь. Кстати, о нём…
— Гретта, лучше скажи мне, мой отец ещё не прибыл? — поинтересовалась Шарлотта взволнованно.
— Боюсь, что нет.
— А телеграммы он не присылал?
— Увы.
Шарлотта рассерженно пригладила золотистый с белым передник своего многослойного медного платья, полного нежных кружев и бантиков, и приосанилась. Так она делала, когда хотела выглядеть старше и выше. К сожалению, в росте и комплекции она проигрывала статной и грациозной козочке, хотя и была одного возраста с ней.
— Вечно он занят! — топнула она лапой. — Даже день рождения для него не повод, чтобы уделить время любимой дочери! Была бы жива моя матушка…
Шарлотта решительно опустила маску с крупными золотистыми бутонами и сразу преобразилась. Она ощутила себя совсем другой Шарлоттой — взрослой и сильной, Шарлоттой, к каждой фразе которой прислушиваются, Шарлоттой, чья персона не менее значима в обществе, чем персона лорда-канцлера Микаэля Де Муара — её авторитетного отца.
Она протяжно вдохнула сладковато-затхлый воздух, пропитанный ароматами духов и алкоголя, и также неторопливо выпустила его из лёгких. После чего подобрала Гретту за локоть, и они вместе стали спускаться по широкой лестнице, устланной красным ковром.
При виде именинницы гости позамолкали и все как один подняли на неё головы.
Послышались аплодисменты и преждевременные тосты, восторженный хохот огласил зал, и лестные слова полетели в сторону Шарлотты.
— Поздравляю вас, мадемуазель!
— Приветствуем именинницу!
Господа (особенно — рысьей породы) горячо приветствовали Шарлотту. Они все были во фраках или камзолах, многие — в головных уборах, и затылки их обнажались один за другим по мере того, как мадемуазель Де Муар и её подруга продвигались к толпе.
— Чудесно выглядите, дамы! — Лис с заискивающей улыбкой встретил их низким поклоном и дерзко переградил путь.
— О, господин лорд Фоксвельтон! — воскликнула Гретта, борясь с приступом смеха, который всегда вызывал в ней лис. Он был уже немолод, и писаным красавцем тоже не был, но из рядов завидных женихов Королевства его до сих пор почему-то не списали. Интересно, почему? Ах, да, из-за его капитала.
— Собственной персоной! — посмеялся лорд Фоксвельтон, протянув свои потные лапы к Гретте, а когда та отстранилась, мигом переключился на именинницу.
— Прекратите, милорд! — гневно сверкнула на того взглядом рысь. — Я ценю ваше внимание, но мы спешим. — И Шарлотта протиснулась между стоящими впереди гостями, увлекая за собой подругу.
— Да ладно тебе, Чарли! — развеселилась Гретта. — Он просто напыщенный индюк, ничего бы он нам не сделал. Этикет не позволит.
— Мне надо найти Ноэля, — призналась та, бегло оглядывая спины снующих туда-сюда зверей. — Без него я не смогу начать презентацию.
— О, он будет тебе помогать?
— Да, господин Ноэль предложил свою помощь. Оказывается, он прекрасный оратор. Да и голос у него громче, чем мой, и наружность куда более властная и серьёзная, чем у меня.
Гретта жалостливо сдвинула брови:
— Чарли, Чарли, неужто ты сомневаешься в себе?
— Не то чтобы… Сама знаешь в какие времена мы живём. Голос самки не имеет значения, даже если эта самка голубых кровей. Ноэля выслушают с большим желанием, чем меня.
— Дорогая! — едва не выронила опахало Гретта. — Он же так украдёт твою славу!
— Пусть так, — вздохнула рысь. — Мне плевать на славу. Я просто хочу сделать наш мир лучше.
Ноттэниэль заприметил Шарлотту почти сразу же, как вошёл в зал. Однако на встречу с ней не спешил. Он должен был убедиться, что к началу презентации всё готово.
Ноттэниэль не изменил своему обыкновенному и единственному более-менее приличному одеянию аристократа. К нему прибавилась только маска — самая невзрачная, купленная в мещанском магазинчике енота Бруно. Она была в цвет камзола и отлично дополняла ядовито-красный образ.
Ноттэниэль прогуливался среди народа, пока его внимание не привлёк пожилой баран с закрученными в спирали рогами и длинной седой бородой. Шерсть на его шее сбилась в некрасивые колтуны. Он беспрерывно теребил галстук, то затягивая, то ослабляя, будто ему было душно.
— Какая глупость! — ворчал он тихо, направляясь в сторону террасы. — Каждый раз одна и та же песня: демократия, единение видов! Сначала они говорят, что все равны, а потом лишают нас должности, потому что, видите ли, мы — копытные!
Ноттэниэль проследовал за возмущённым гостем, на ходу выворачивая камзол наизнанку, чтобы трансформировать его в невзрачную версию себя. Закончив, он заменил красочную маску на угольно-чёрную и растормошил шерсть на голове ко лбу, таким образом полностью меняя личину.
Навалившись на перила и безрадостно выкатив глаза на весенний сад, баран выудил из штанов самокрутку и закурил.
Тропинки рассекали задний двор поместья, словно наполненные тёмной кровью вены. Ночь задалась холодная, но чистая и безветренная.
Ноттэниэль незаметно вырос за спиной барана, невзначай вздыхая: