— Ох, ну и что за сборище, скажите, господин?.. — начал он знакомство непринадлежащим ему голосом — низким и хрипловатым.
—… Беан, — проблеял тот, растерявшись.
— Господин Беан. Очень приятно. Можете звать меня Ноаном, — выдумал себе новое имя Ноттэниэль. — Разве вам не тошно от всей этой показушной добродетели? — вздохнул он, окуная в голубовытый свет луны когтистую лапу. — Им-то, лордам и властьимущим, легко ставить всех под одну гребёнку, нам же, тем кто попроще, чтобы сохранить своё положение, приходится участвовать в этом цирке.
— Ну хоть кто-то того же мнения, что и я. Вы слышали, к чему приурочен праздник, господин Ноа? — проблеял баран, силясь разглядеть нового знакомого в темноте. Но Ноттэниэль нарочито сторонился света, отбрасываемого луной и уличным фонарём.
— Ещё бы!
— Де Муары хотят показать нам что-то такое, что вкорне изменит мир и каким-то волшебным образом заставит всех жить в любви и согласии. Интересно, чем это нам аукнется?
— Я слышал краем уха, что мадемуазель предложит автоматизировать транспорт, чтобы, тем самым спасти от каторжной и унизительной работы копытных. Я, конечно, хищник, но сомневаюсь, что это приведёт к чему-то хорошему.
Баран любопытно зашевелил ушами:
— Какого рода… автоматизация?
— Понятия не имею. Здесь меня волнует кое-что другое.
— Что, например?
Ноттэниэль, будто лишь предполагая, вздернул плечами:
— Разрушение общественного строя? Революция?
— Не совсем понимаю…
— Поразмыслите сами, дорогой господин, куда будет деваться всем этим несчастным копытным, которые поколениями только и делали, что тягали колею?
До барана наконец дошло, что имеет ввиду Ноа:
— Подождите-ка, — смачно пыхнул он сигарету, — Это что же получается? Мне не нужно будет платить извозчикам и упряжке? Я смогу заменить их транспортом, который едет сам?
— Да, господин Беан, сможете.
— Ох, так разве это не здорово?
— Может — да, а может — и нет, — протянул Ноттэниэль загадочно.
— Поясните.
— Начнём с того, что производство такого транспорта сильно ударит по госбюджету, поскольку будет затратно в производстве. Во-вторых, сотни копытных лишатся рабочих мест, а вы знаете, что бывает в таких случаях. Бизнес тоже пострадает. Но самое страшное — хищных сообществ вроде волчьей стаи Брома станет больше. И тогда хрупкий баланс в сосуществовании хищников и травоядных разрушиться, и мир, такой каким мы его знаем, канет в лету.
Ноттэниэль с удовольствием наблюдал, как из не особо хватких копыт барана выпадает сигарета.
— Только не это! Когда я был ещё юным барашком, мою сестру загрызли волки! Я не допущу, чтобы это повторилось! — затрясся Беан в ужасе и злости. Он вдруг принялся топтать упавшую самокрутку, будто она была олицетворением всех его бед. — Будь проклята эта Де Муар и весь хищный род! — вскрикнул он на эмоциях, но тут же вспомнил о своём товарище и извинился: — За исключением вас, господин Ноан. Вы хороший зверь… Господин?
Когда баран поднял взгляд туда, где ещё минуту назад стоял Ноттэниэль, то не увидел ничего, кроме безликой тьмы. Зато на плитке, в окружении влажных прошлогодних листьев, лежал револьвер, наполовину съеденный сумраком. В лунном свете дуло его блестело, будто подмигивая Беану о чём-то важном.
Глава 13
Лис против гончей
— Ганц! Ганц!
Услышав, как кто-то зовёт его по имени, Ганц разлепил глаза и только тогда понял, что опасность миновала.
Он даже сперва решил, что паук ему привиделся, но следы на земле свидетельствовали об обратном.
Не без помощи Жанны он скинул ветку, сдавливающую ему лодыжку.
— Мисс Хикс, как я рад вас видеть! — Глаза оленя засияли. — Я слышал рёв гончей!
— Да, я тоже. Более того, пока я сидела на дереве мимо меня промчались два испуганных мека. Смею предположить, что Семь направляется к дому на дереве. Нам срочно пора возвращаться!
— Вы переживаете, что Семь навредит господину Вулпису?
— Именно так.
— Но Семь не плохая. Да, она не без недостатков… но причинить боль живому существу⁈ Семь ни за что так не поступит.
— Вот именно, Ганц! — с пылающим сердцем воскликнула Жанна. — Она не причинит боль живому существу, но Фога Вулписа она живым не считает. Её беспрецедентное желание разобрать господина управляющего на части и изучить удерживал лишь ты и твоя гуманность. Семь не могла уничтожить мистера Вулписа, зная, что для тебя он не менее живой, чем она.
Морда Ганца вытянулась, а вся кровь прилила к вискам. Дрожащими губами он спросил:
— Что вы хотите этим сказать?
— Вспоминая тот день, когда я чуть не утонула, меня всё чаще и чаще навещает мысль о том, что дрон целенаправленно привёл меня к реке! Семь хотела меня убить, не иначе! Но почему? Неужели из-за межвидовой ненависти? Из-за того, что я кошка? Что она рассказывала тебе о своей прошлой жизни? Была ли у неё семья? Чем она занималась? Почему стала отшельником?
Сердце Ганца отягощало чувство вины — вины перед новоиспеченными друзьями и старой подругой, которую он любил и ценил, в которой не смел усомниться — до сегодняшнего дня. Семь никогда не рассказывала ему о том, что с ней случилось и кем она была. Очевидно, что там, откуда она пришла, не было ничего хорошего, и не удивительно, что мышь никогда не поднимала эту тему.
Ганц многого не мог уложить в голове, но вывод для себя сделал весьма однозначный — с Семь жестоко обошлись. Возможно, даже куда более жестоко, чем с ним. Ганц просто не мог не доверять той, что подобно ему страдала, страдала всю свою короткую мышиную жизнь, но при этом сохранила стойкость духа. За последнее олень уважал Семь ещё сильнее, ведь сам он был слабохарактерным увальнем, тщедушным и зависимым от фобий идиотом, который ни за что не сумел бы выжить наедине с собой.
Видя, что Ганц оставляет вопросы без ответов, Жанна обратилась к логике:
— Если Семь пришла с Севера, то ей, определённо, есть, что скрывать! Для простой обитательницы крысиных земель она чересчур умна. Сомневаюсь, что такая изобретательная мышь, как она, могла разделять общество этих грязных, тупых созданий!
— Но мисс Хикс! Вы ведь тоже оттуда! Получается, вам тоже есть, что скрывать?
Жанна в лёгкой растерянности почесала лапу об лапу, будто её ужалила крапива:
— Это тебе господин управляющий сказал? — сузила она зрачки. — Что ещё обо мне он говорил?
— Больше ничего такого.
— Думаешь, он мне не доверяет?
— Может если только самую малость. Иначе бы он не отправился в такое опасное путешествие в вами.
Солнце зашло за облака. Широкие тени тут же накатили на лес. Капли тумана оседали на землю белой, хрустящей посыпкой, которая таяла и подмерзала, подмерзала и таяла, и так по кругу. Несмотря на то, что по календарю уже настала весна, температура продолжала скакать в течение всего дня, словно зима не хотела уступать приходящему теплу право на владение землёй. И эта борьба, порой, ощущалась куда более удручающе, чем власть зимы или лета. Однако жар тревоги, охвативший Ганца и Жанну, был сильнее любых внешних температур.
Прихрамывая, Ганц старался не отставать от кошки. Маленькая и проворная, она проныривала под ветками, как будто бы её тело состояло из воды.
— Постойте, мисс Хикс!
— Прости-прости. Я забыла, что у тебя больная нога, — невинно улыбнулась Жанна.
— Как вы понимаете, куда идти? Этот лес… он всюду одинаковый.
Жанна пожала плечами:
— Ну почему же! Просто ты в меру своего роста видишь деревья в целом. Если так смотреть, то да — они все как подкопирку! Но мне, дорогой Ганц, всю жизнь приходилось клевать носом землю. Вот, например, этот сучок! — Жанна похлопала по сухой коряге, торчащей из земли наподобие рогатки. — Скорее всего, когда-то это был молодой кустик. У него сгнили корни, и он сжурился, высох. А ещё под ним устроили домик какие-то загадочные пятнистые жуки. Они периодически грызут сухую кору, и оттого на ней можно различить забавные узоры, будто кто-то прошёлся по сучку микроскопической стамеской.