Дом снова кувыркнулся, и Фог под давлением волны выплыл на поверхность и уцепился за ножки стола — единственной вещи, которая ещё держалась на плаву.
Забравшись на стол как на плот, мокрый и объятый ужасом, лис свалился на бок, точно подстреленный, и стал хватать ртом воздух.
Он всё ещё не совсем осознавал абсурдности происходящего, поэтому, как и всяк нормальный зверь, был преисполнен страха за свою жизнь и горя о смерти своего учителя.
Мистер Вулписа больше нет, его казнили за колдовство. Все эти годы Фог жил и верил, что это не так, что учитель не умер и однажды заявится на Лунный Холм и всё будет как раньше. И только сейчас, потеряв мистера Вулписа заново, Фога постигло осмысленное горе и неминуемое принятие факта, что это и правда конец. Это было ужасно, больно и несправедливо, а ещё… до одури одиноко, ведь учитель был последней ниточкой, связывающей Фога с реальностью и с самим собой.
Он сжался в комок, пряча мордочку в лапах. В это самое время животная шкура начала отслатваться — пласт за пластом, оголяя сталь на лисьих конечностях и спине. Фог заподозрил неладное, когда подушечки на его пальцах заблестели металлом. Он брезгливо осмотрел себя, провёл лаппой по лысому обрубку хвоста, и в нехорошем трепете склонился над водной гладью — ещё розоватой, но уже ровной и невозмутимой.
Мордочку лиса будто плавилась, шерсть сошла с его шеи, а под глазом сиял стальной фингал. Надеясь смыть этот кошмар, Фог плеснул на себя воды, но вода лишь ускорила процесс. Кусок, ещё один…
Фог ударил воду кулаком и зажмурился от невыносимой горечи, с которой выпустил из своего нутра крик. Тьма наступила внезапно, словно планету заглотил космический кит. И даже когда нагрянула тишина, а лис открыл глаза, тьма по-прежнему была и проявлялась во всём.
Никакой воды, никакого неба, никакой ветхой хибары. Только безобразная темнота, которую и пространством назвать нельзя.
Фог Вулпис пребывал в темных глубинах собственного сознания. Он не был ни живым, ни мёртвым, ближе всего он сейчас был к понятию — пустой.
— Где я? — спросил он и не узнал свой голос — надтреснутый и плаксивый, исходящий одновременно из него и откуда-то из вне. — Кто я? — Лис забыл своё имя.
— Я не хочу быть одним в темноте, — сказал он, ощупывая бесформенную чернь под лапами. Ржавчина осыпалась с его живота, как песок.
Он пошёл вперёд — туда, где не было ни края, ни конца, ни горизонта, ни чего-либо.
— Я не хочу быть один в темноте! — повторился он, но пустота на то и пустота, чтобы не отвечать.
Ещё секунда, и лис забыл не только своё имя и искусственную природу, но и всё, чем когда-то был. Он смотрел на свои ржавеющие лапы и уже не ассоциировал их с собой.
Во мраке чиркнул огонёк — слабый и бледный.
— Господин управляющий, вы не один! Сопротивляйтесь! — Знакомый звонкий голосок заставил тьму содрогнуться.
— Кто такой господин управляющий? — зевнул лис, несмело переставляя четырьмя заедающими в суставах лапами в направлении света.
Иди по пустоте было так трудно, но зачаток живого любопытства взыграл в душе Фога, перевешивая нарастающую апатию.
— Это вы, вы, Фог Вулпис — господин управляющий «Чайного дворика»! Не смейте забывать себя, и не смейте забывать меня! И Ганца! И всех, кто дорожит вами!
Огонек разгорелся костром и сформировал из себя фигуру с пышным хвостом и стройными лапами.
— Лисица! Я вспомнил тебя! — обрадовался Фог.
Лисица оттолкнулась от пустоты и побежала поверху. Хоть пустота и была одинакова всюду, ведь ни верха и низа она не имела, Фог не мог прыгнуть также высоко, и поэтому бежал на своём уровне, запрокинув голову к пламенному свету, бежал на четвереньках, как зверь из древних легенд, бежал от носа до хвоста разрастаясь рыжей, белой и чёрной шерстью.
Покамест он догонял лисицу, в его мысли врезались известные и в тоже время нет образы и слова, которые согревали ему сердце, будто сказочные воспоминания из детских сновидений. И где-то над ними, далёким эхом, в мелодии, которую он тоже когда-то слышал, распевался тоненький голосок:
Ожидая одна в темноте,
Я жива картинами снов…
Слова становились отчётливее и громче, а хвост лисицы распалялся, огненные соцветия и шары звёзд отщеплялись от него, сокрушая мрак. Этот огонь не обжигал и не ранил, он был чём-то незыблемо древним и правильным, хотя и наводил некоторый страх. Никто не хочет сгореть живьём, и Фог тоже этого не хотел. Но как он мог сопротивляться пламени, если оно вело его к правде?
… Представляю, что солнце во тьме
Вновь взойдет, озарив горизонт.
И тогда заблагоухают цветы,
Голубой заискрит небосвод.
Там под солнцем будешь и ты,
Настоящий, а не из снов…
Песня утихла, испорченная рыданиями:
— Простите меня, мистер Вулпис, это всё случилось по моей вине. Я ужасная кошка, худшая на свете, хотя… учитывая, что других кошек в мире не осталось… — Голос нездорово рассмеялся. — Смерть с моим именем ходила за вами по пятам, господин управляющий. С самого первого дня я знала, что веду вас на смерть. Не Семь, так я бы — сгубила вас. Наверное, то, что она сотворила с вами, даже милосерднее…
— Снежанна…
— Господин управляющий?
Фог нисколечки не огорчился правде. Он добирался до неё через пустоту не для того, чтобы о чём-то сожалеть. Поэтому его следующее восклицание было счастливым, с ним он поймал лисицу за хвост:
— Жанна!
Глава 18
Трущобы
— Господин управляющий!
Первым, что увидел Фог Вулпис, когда очнулся, были два призрачных пятна, хлопотавших над его окоченевшим телом. Сам он лежал щекой на припорошенной снегом ступеньке лестницы, среди ветвей, обросших белыми колючками инея. Кристаллики льда облепили и его стеклянные глаза, и лишь сморгнув, лис наконец смог опознать в фигурах призраков его товарищей — Снежанну и Ганца.
Мистер Вулпис привстал на локтях, потом присел. Ночной лес, убаюканный луною, крепко спал, лису и самому почти поверилось, что всё случившееся было сном.
— Господин управляющий, вы помните, кто вы? — с волнением спросила Жанна.
— Полагаю, что да, — ответил тот. — Фог Вулпис — управляющий «Чайного дворика». Бывший управляющий.
— А помните, кто мы?
— Жанна и Ганц — мои добрые друзья!
Жанна промокнула слезы уголком шали, а Ганц, пробормотав что-то нечленораздельно радостное, стиснул лиса в объятиях, как плюшевую игрушку. Спустя мгновение Ганц привлёк к себе и притихшую Жанну. Кошка пискнула от неожиданности и рассмеялась.
— Простите, — поправился лис, — я снова назвал вас Жанной. Я хотел сказать… мисс Хикс.
— Всё в порядке. Это уже неважно. Я не против быть Жанной для вас.
— И для меня? — вторгся в их диалог Ганц.
— И для тебя тоже, Ганц!
— Я так рад, что мы снова вместе! — сиял от счастья олень. — Как вам удалось побороть вирус, господин Вулпис?
— Вирус? Эм, если честно, я без понятия…
Мистер Вулпис издал смущённый смешок и поймал взгляд Жанны. Кошка улыбалась, но её глаза, отсвечивая в темноте лунную голубизну, источали какую-то далекую непроходящую печаль. Нет же, думал мистер Вулпис, она всегда была там, маскировалась под эгоизм и самовлюбленную ухмылку.
— И что теперь? — понуро спросила Жанна.
Ганц отпустил друзей и сказал:
— Я позабочусь о том, чтобы Семь больше никому не навредила. Обещаю. — Олень поднял со ступеньки устройство, активировавшее вирус. Оно выделялось на фоне чёрно-белой ночи золотистым мерцанием. — А эту штуковину, — объявил он, — я, пожалуй, разберу на детали, а золото верну вам. Как-никак часы были ваши, господин Вулпис.
— Оставь себе! — отмахнулся лис. — Золото можно обменять на что-нибудь полезное, когда в следующий раз посетите город. Ну что, пойдемте в дом?