На норвежце тоже началось какое-то движение. Зазвучали звонки боевой тревоги. По палубам и трапам стремительно забегали матросы. Командир корабля майор Бьернсон после обстрела неизвестной подлодкой, наконец, решил действовать. Не желая дать агрессивной, полнотелой даме окончательно погрузиться, – Бог знает, какие сюрпризы она преподнесёт из-под воды, – «Сенье» открыл беглый огонь из носовой орудийной башни. Кранке наконец прекратил свою бесполезную пальбу и, как будто успокоившись, устало ткнулся лицом в прозрачный щит. Он стоял уже по колено в прибывающей воде, когда правая рука скользнула в карман синей куртки-«аляски». Старик вынул небольшой чёрный пистолет и вставил его в полуоткрытый рот. Секунда – голова его резко дёрнулась назад, и безвольное тело скрылось в бурлящей воде.
Через секунду вокруг «Брунгильды» заплясали водяные фонтаны разрывов. Вот первый поразил уже почти скрывшуюся под водой горбатую рубку. Вспышка огня – и на месте надстройки образовалась большая зияющая пробоина, в которой на миг сверкнуло ярко-жёлтой полосой и погасло внутреннее освещение командирского отсека. Вот ещё один снаряд ударил в неглубоко погружённую кормовую часть подлодки, проламывая палубу и борт, словно кузнечный молот деревянный ящик. Смертельно раненая «Брунгильда», в девичестве нежная «Джуманá», продолжила своё последнее свободное, неконтролируемое людьми погружение в неласковые воды холодного полярного моря.
От созерцания этих драматических событий меня отвлекла знакомая вибрация корпуса траулера. Это ожил, заработал главный двигатель. Значит, починили и рулевое. Сквозь непрекращающийся звон в голове я услышал требовательный окрик Владлена:
– Рулевой, к штурвалу!
Походкой начинающего канатоходца я преодолел десяток метров до середины штурманской рубки. Взглянул на капитана и обомлел. Вместо привычной, слегка дремучей, хемингуэевской бороды, на его покрытой угольным налётом физиономии красовалась какая-то африканская, в мелкий завиток, смоляная растительность.
«А кэп-то у нас красавчик! – мелькнула в моей пострадавшей голове фривольная мысль. – Просто мавр Отелло в исполнении Бондарчука. Только серьги в ухе не хватает. У него, чем чёрт не шутит, ещё и недодушенная Дездемона где-нибудь в каюте обретается…» Заметив мою несколько отвисшую челюсть, мастер, словно оправдываясь, пробурчал:
– Опалился я малость, когда пожар на пеленгаторной тушили.
Я чуть было не ляпнул:
«Ничего, Владлен Георгиевич. Вам даже идёт!»
Но, слава Богу, вовремя прикусил язык.
Через несколько минут капитан подошёл ко мне и, повертев мою битую голову своими толстыми пальцами, передал меня на медицинское попечение боцмана. На мостик был вызван другой рулевой – с целым лбом и без признаков контузии. Устиныч, промыв рану, перевязал меня даже слишком профессионально. На голове у меня, как у раненого на передовой бойца, теперь красовалась шапочка из белоснежного бинта с подвязкой морским узлом под подбородком. Мой лекарь отправился на полубак, поскольку сторожевик «Сенье» и наш «Жуковск» начали исследовать водную поверхность в поисках выживших. Моряки выполняли святую обязанность спасения людей на море. Мне же было велено спуститься в кубрик и улечься в койку, дабы не тревожить сотрясённые мозги. Но куда там. Разлёживаться не было мочи, и я тихонько прокрался по трапу на полу-бак, игнорируя возмущённое ворчание немедленно обнаружившего меня боцмана. Кроме меня с Устинычем, на полубаке было ещё несколько наблюдателей из числа матросов. Все внимательно вглядывались в неясное морское пространство, выискивая на воде живых или мёртвых.
Туман, до последнего времени постоянно сгущавшийся, в наступившей после шумного, но скоротечного боя тишине, начал быстро рассеиваться. Задул несильный ветер с Норд Веста, разгоняя на воде белесую дымку. Всё видимое глазом пространство моря было усеяно качающимся на волнах мусором. Мазута и соляры на воде было совсем немного, – возможно, покойная «Брунгильда» была оснащена каким-то альтернативным, необычным двигателем, не потреблявшим дизельное топливо.
«Так, значит, выглядит море после морского сражения, – мелькнула странная мысль. – Это всего два корабля погибло. Подлодка и совсем маленький баркас. Что же творилось во время войны на месте торпедированных кригсмаринерами и затонувших больших судов?» Вдруг совсем недалеко от нашего борта, подпрыгнув над поверхностью воды, словно чёрт из табакерки, вынырнула какая-то ярко оранжевая бочка. Раздался глухой хлопок, бочка раскрылась и стала с шипением надуваться-разворачиваться. Вскоре она превратилась в обычный спасательный плотик.