Капитан стоял молча, грузно опершись на рыбный ящик. Он смотрел на отборный улов остановившимся взглядом, намертво вцепившись в мокрое дерево побелевшими костяшками пальцев. И только мудрый, многоопытный боцман Устиныч был хмур и спокоен.
– Заманивает он нас, зверюга, – задумчиво произнес он.
– Кто? – удивился я.
– Да он вот. Медведь, – кивнул боцман в сторону острова.
Богатые рыбой прибрежные воды западного побережья Медвежьего манили, разумеется, не только нашего капитана. Многие мастера нашей многочисленной группы советских промысловиков-мурманчан, архангелогородцев, беломорцев, калининградцев хотели бы повторить наш удачный зигзаг по запретке. Но, во-первых, Владлен свою авантюру не афишировал, потому как знал, что свои же и заложат, а во-вторых, были и другие умники – втихаря заскакивали в терводы.
Но одной лихости в серьёзном деле промысла мало. Нужны опыт и интуиция, что называется – чуйка. У нашего мастера было и то, и другое, в противном случае и в самом рыбном месте будут уныло вползать на промысловую палубу тралы-пустышки. Будет приходить на борт разорванное в клочья или вовсе потерянное траловое вооружение. К слову сказать, то навигационное и промысловое оборудование, которым были в те годы оборудованы штурманские рубки промысловых судов, производили впечатление музейных экспонатов. Один из промысловых вспомогачей – похожий на пианино донный эхолот с силуэтом подлодки на экране.
Поговаривали, что это военный трофей и былая гордость технарей третьего рейха – созданный в конце войны сонар для обнаружения вражеских субмарин. Рыба об этом догадывалась и, не слишком отражаясь на экране донника, ехидно улыбалась…
Глава 3. Здравствуй, Сеня!
В дневную вахту, в урочное время проходило на всех бортах радио-совещание капитанов. Главной темой, конечно, было безрыбье. Среди прочего, будто бы невзначай, отметили, что в последние две недели пропали из виду норвежские морские пограничники. Обычно один или два сторожевика постоянно патрулировали побережье Медвежьего. Для Владлена вся эта левая информация была – как евангелие от лукавого. Трижды искушаем был опытный, но азартный рыбак и, наконец, покусился…
В ночь с воскресенья на понедельник, серым, туманным майским полярным днем, наш рыжий от ржавчины флибустьер вошел в Норвежское море… Своим крейсерским ходом в восемь с половиной узлов он за полчаса углубился почти в середину территориальной 12-мильной зоны Норвегии и нагло поставил трал. Через два часа мы начали подъем трала на борт, а через двадцать минут в рыбном ящике подпрыгивало порядка четырех тонн отборной пикши, трески и прочей красивой прелести. А еще через десять минут в тумане возник зловещий светло-серый силуэт, и чей-то грубый голос с твердым, раскатистым RRR, по ужасно ГРОМКОЙ связи повелительно произнес по-английски:
– Борт 2113, говорит корабль береговой охраны королевства Норвегия «Сенье». Вы незаконно находитесь в пределах наших территориальных вод. Приказываю лечь в дрейф для приема досмотровой группы. В случае неповиновения буду вынужден открыть предупредительный огонь.
– Ну, здравствуй… мля, Сеня! – хмуро и нарочито спокойно произнес спустившийся на промысловую палубу капитан.
– Уже никто никуда не идет! – мрачно выдал шутку-юмора рыжий Геша, высокий веснушчатый типчик лет двадцати с небольшим.
Геша, Генка Эпельбаум, и был тот самый матрос-прогульщик, взамен которого я попал на этот веселый борт. По смене капитанов он был прощён и лишь понижен из матросов первого класса до второго.
«Все равно, что сволочь старую назначить сволочью молодой», – скалился по этому поводу Геша.
Смысл произнесенной на чужом языке грозной тирады был ясен всем без перевода. Капитан Дураченко, казалось, успокоился совершенно. Убеждённый фаталист решил сдаться на поруки своей трудной судьбе. На высокой ноте заныл со стороны норвежца движок быстроходного катера. Боцман Друзь опустил штормтрап с правого борта, и во внезапно наступившей тишине мы услышали тяжелое, хрипловатое дыхание. Это карабкался к нам по волосатым манильским тросам штормтрапа наш первый варяжский гость… хотя, нет, скорее – хозяин. Не по-нашему долговязый – метра под два, просто верста варяжская. Не по-нашему слишком рыжий – что твой огонь. Даже нашему рыжему Генке было далеко до этого пожара. В довершение полного очарования имел этот свежий кавалер пунцовую, как из сауны, с могучей конской челюстью, физиономию. Ну, чисто конь!