Но одной лихости мало. Нужны опыт и интуиция – чуйка. У нашего мастера было и то и другое, в противном случае в самом рыбном месте будут подъемы – пустышки, разорванное в клочья или вовсе потерянное траловое вооружение из-за неуказанных на карте или провороненных подводных препятствий. К слову сказать, то навигационное и промысловое оборудование, которым были в те годы оборудованы штурманские рубки промысловых судов уже тогда производили впечатление музейных экспонатов.
Похожие на ящики на мощных станинах, радиолокаторы были еще сравнительно современны(выпуска конца 50-х) и для навигации вполне годились. Из промысловых вспомогачей – похожий на пианино донный эхолот с силуэтом подлодки на экране, поговаривали, что это былая гордость третьего рейха, созданный для своевременного обнаружения вражеских субмарин, рыба это знала и ехидно улыбалась.
На больших более современных судах встречались уже отечественные цветные донные эхолоты(цветники) размером с пол штурманской рубки. Лет через пять появятся на наших бортах компактные японские цветники – пишущие скопления рыбы в разных цветах и формах, надежные системы спутниковой навигации и прочие радости. Весной 80-го об этом и не мечталось.
Глава 3. «Здравствуй, Сеня!»
В дневную вахту, в урочное время проходило на всех бортах радиосовещание капитанов. Главной темой конечно было безрыбье. Среди прочего, как-бы невзначай, отметили, что в последние две недели пропали из виду норвежские морские пограничники. Обычно один или два сторожевика постоянно патрулировали побережье Медвежьего. И что по слухам из-за бугра, норвежский парламент срочно урезал расходы на военных и в частности на береговую охрану отдаленных островных территорий.
Для Владлена вся эта левая информация была как евангелие от лукавого. Трижды искушаем был старый толстый моряк и наконец покусился. В ночь с воскресенья на понедельник, серым, туманным майским полярным днем наш немного ржавый красавец – флибустьер вошел в Норвежское море. Своим крейсерским ходом в 8.5 узлов он за полчаса углубился почти в середину территориальной 12-мильной зоны Норвегии и нагло поставил трал.
Таким образом было совершено двойное правонарушение: Во первых мы, как-бы опирались на как-бы действующий договор 1978 года и как-бы запамятовали, что ежегодно он продлевается заново(в этом году радиограммы с подтверждением еще не было из-за проблем между нашими и натовскими военными летунами (кто-то от кого-то почему-то залетел)
2) Рубашка нашего трала донного типа была, мягко говоря, не совсем нужного размера ячеи, то есть говоря прямо с мелкой ячеёй и некондиционной(на складе промыслового вооружения другой не было.) Траление донным тралом с такой ячеей по законам Норвегии являлось уголовным преступлением, так-как наносило серьезный ущерб экологии морского дна.
Через два часа мы начали подъем трала на борт и уже по прошествии двадцати минут в рыбном ящике подпрыгивало порядка четырех тонн отборной пикши, трески и прочей красивой прелести. А еще через десять минут на траверзе в тумане возник зловещий светло-серый силуэт и чей-то грубый голос, насилуя английскую речь твердым раскатистым RRR,по ужасно ГРОМКОЙ – громкой связи повелительно произнес: «Борт 2113, говорит корабль береговой охраны королевства Норвегия „СЕНЬЯ“. Вы незаконно находитесь в пределах наших территориальных вод. Приказываю лечь в дрейф для приема досмотровой группы. В случае неповиновения буду вынужден открыть предупредительный огонь.»
«Ну здравствуй… мля, Сеня.» – хмуро произнес капитан.
«Уже никто, никуда, не идет!» – , мрачно выдал шутку-юмора рыжий Геша, высокий веснушчатый типчик лет тридцати. (Геша (Генка Эпельбаум) и был тот самый матрос-прогульщик, взамен которого я попал на этот веселый борт. По смене капитанов он был прощен, и лишь понижен с матроса 1-го класса до 2-го. «Все равно, что сволочь старую назначить сволочью молодой» – скалился Геша.) Смысл произнесенной на чужом языке грозной тирады был ясен без перевода.
Капитан Дураченко успокоился совершенно. Убеждённый фаталист решил сдаться на поруки своей трудной судьбе. На высокой ноте заныл со стороны норвежца движок быстроходного катера. Боцман Друзь спустил штормтрап с правого борта и во внезапно наступившей тишине мы услышали тяжелое, хрипловатое дыхание. Это карабкался к нам по волосатым тросам штормтрапа наш первый варяжский гость, хотя, скорее хозяин.