Ничего не подозревающий Павел Замотаев, король окрестностей и властелин подвалов, появился минут через десять. Он двигался бодрой походкой уверенного в себе человека, весело насвистывая какой-то незамысловатый мотивчик и беззаботно помахивая пакетом. Неподалеку, среди старых гаражей, его уже ждали дружки — соратнички по хулиганским проделкам и пакостям. Сейчас он придет, закурит первую за день сигаретку и…
Неожиданно через парковую дорожку с нечеловеческим воем метнулась белая тень.
— А? — произнес оторопевший Замотай вполголоса.
И тут, словно услышав команду, белые тени засновали вокруг хулигана, завывая на все лады.
— АААААААА!!!! Мааамаааа!!! — заорал тот во всю мощь своих легких, выронил пластиковый пакет и помчался назад.
— АААААААА!!!! — еще долго разносился по парку его душераздирающий крик, распугивая птиц и белок.
Мы свернули простыни и, поскольку делиться впечатлениями времени не было, с чувством выполненного долга разбежались по школам. День определенно начинался прекрасно!
Тем временем, король дворовой шпаны Павел Замотаев по мере приближения к дому все больше превращался просто в испуганного мальчишку по имени Пашка. Вокруг были все еще сумерки, и ему мерещилось, что вот-вот из них вынырнут те самые белые призраки. «Все! Досмотрелся ужастиков, надо завязывать. Говорили же мне родители», — билась в его голове одна-единственная мысль. В подъезде как назло было темно, Пашка хотел было обматерить неизвестных хулиганов, но вспомнил, что лампочку в подъезде разбил лично он, испытывая новый пневматический пистолет. Он махом взлетел на свой четвертый этаж и дрожащей рукой открыл дверь с пятой попытки. Дома Замотай включил свет, где только можно, даже в туалете с ванной и съежившись уселся на диван в зале. В обед к нему снова зашла соседка, Ирина Макарихина и снова потребовала, чтобы он взял ролики назад. «Я к бабке одной ходила, — рассказала она. — Так бабка эта говорит, что нехорошие это ролики. Порча на них». Пашке еле удалось выпроводить эту дуру с ее роликами. «Смотри, пожалеешь» — пригрозила напоследок Макарихина, пока Пашка выталкивал ее за дверь.
Заперевшись, он снова уселся на диван. Как ни странно, все его мысли теперь стали вертеться вокруг роликов. Ну точно! Неприятности начались именно с того момента, как он продал проклятые коньки этой дурехе. Может и вправду вернуть на место? Денег вот только жаль. На мотоцикл копятся…
Несчастный Замотай не знал, что пока он мучался извечным русским вопросом «что делать?», к нему уже подкрадывалась новая беда. Мы с Сережкой уже подготовили ему последний и самый неприятный сюрприз под названием «Ужасный Карлик». Изобрел его Костя, Сережкин брат, когда мы семьями отдыхали на турбазе. Мы все сидели вечером в домике и ужинали, когда в дверь постучали. Сережкин папа громко сказал: «Входите, открыто». За дверью молчок и опять стук. Сережкин папа еще громче: «Входите, открыто». Опять в ответ только стук. Ну, он не выдержал, кому приятно, когда его от еды отрывают. Пошел и распахнул дверь. А там! Сидит на крылечке карлик с длинными руками и ужасной мордой, и страшным голосом как рявкнет: «Здрасте!». Ну мы из-за стола кто куда дунули. Моя мама чуть в окно не выпрыгнула, например. Орут все, выход ищут. А карлик возьми да и сними маску, а под ней Костя. Он, шутник, присел на корточки и футболку на колени натянул. Вот вам и готов Ужасный Карлик. Мы потом с Сережкой на турбазе всех при помощи этого Карлика пугали, пока к нему не привыкли.
Так что ждал Замотая очень тяжелый день. Особенно в его нынешнем подавленном состоянии духа.
— Давай, Наташка, звони! — шепотом скомандовал Сережка, когда мы заняли свою позицию возле двери квартиры Замотаева.
Наташка надавила кнопку звонка и быстро взбежала на пятый этаж.
— Ну, кто там еще? — раздался из-за двери недовольный голос Замотая. — Опять ты со своими коньками? Надоела уже!
Я чуть не засмеялся от такой догадливости. Правду говорят, что на воре и шапка горит!
За дверью тем временем послышался шорох, она наконец открылась и на пороге предстал Замотай.
— Кто тут… — начал он и осекся, опустив глаза вниз и увидев нас.
Я все время до этого момента считал, что всякие там выражения «побледнел как мел» и прочие являются выдумкой писателей, поэтому очень удивился, что все это оказывается чистая правда. Лицо Замотая из нормального приобрело цвет именно снежной белизны мела, а возможно даже белее. Из-за этого удивительного перевоплощения, я вместо запланированного гнусного смеха потустороннего существа, сказал «ку — ку» и приветливо махнул рукой двоечнику. Сережка, не отступая от плана, все-таки сумел заухать как филин, хотя давился со смеху. Наташка, наверное, впилась зубами в перила, чтобы не засмеяться на весь подъезд.