ШТУРМАН КРОТИК
В каюте, которую занимал штурман Кротик, до идеального порядка было далеко. Пол и стол были завалены чертежами, космическими картами, расчётами и таблицами. Сам хозяин, крикнув из-за двери «сейчас!..», поднявшись с колен, по рассеянности протянул вместо руки линейку, а потом заговорил, позабыв вынуть торчавшие изо рта чертёжные инструменты.
— Гагуге ывы…
— Что? — переспросил его Шустрик.
— Здравствуйте, извините… ой!.. за беспорядок, — выговорил Кротик, успев кое-как сложить бумаги и до крови уколоться циркулем. — Прошу вас…
Друзья-детективы присели на край продавленной койки. Под наброшенным на неё сверху байковым одеялом угадывалась неприбранная постель.
— Да-да, очень рад, слушаю… — прекратил, наконец, суетиться хозяин и замер, облокотившись о некое подобие подоконника под светящимся иллюминатором.
— Скажите, господин Кротик, — обратился к нему Мямлик, — в ту ночь, когда пропал ключ запуска, вы покидали свою каюту?
— Нет, нет! Сколько раз можно говорить — нет!..
— Разве мы у вас уже спрашивали?..
— Не спрашивали вы, так спрашивали другие.
— Кто именно?
— Все!
— Вам не трудно повторить ещё раз, специально для нас?
— Нет, не трудно… извините. В ту ночь, как и в большинство других ночей, я трудился над построением точной многомерной карты вашей Солнечной системы. А когда я работаю, то совершенно забываю об окружающем. Иногда я засыпаю прямо на полу, с инструментами в руках и в зубах. Теперь вы понимаете, почему меня так раздражают вопросы о дурацких хождениях по коридору! О каких прогулках может идти речь, когда в голове сложнейшая цепочка из цифр, знаков и геометрических фигур, гармонию которой может разрушить любой идиотский стук в дверь!..
— Хм… Извините, если мы разрушили… гармонию вашей мысли, — выразил сожаление Мямлик.
— Ничего, валяйте дальше. Я ведь знал, что вы придёте.
— Тогда позвольте задать вам необычный вопрос. У вас не пропадали носки?
— Что?..
— Носки. Жёлтые, в чёрную полосочку.
— Ах, вы об этом… Неужели вы думаете, что кто-то из наших способен на такие шутки? Чепуха, скорее всего, капитану померещилось.
— Но вы не пытались их пересчитать?
— Я могу сделать это прямо сейчас, при вас…
Кротик раздвинул встроенный шкаф и начал считать носки.
— Шестнадцать пар чистых, одни — на мне… И две пары в стирке.
— Сколько же должно быть всего?
— Двадцать пар, разумеется.
— Получается девятнадцать! — строго заметил Шустрик.
— Не может быть, что вы говорите!
Кротик начал снова считать и шепелявить себе под нос цифры.
— Действительно, одной пары не хватает, — признался он, закусив указательный палец.
— Хм… — Мямлик засвистел трубкой.
— Это подозрительно! — нахмурился Шустрик.
— Действительно, какая-то чертовщина. А, понимаю! Это, наверное, кто-нибудь всё-таки пошутил.
— Кто же по-вашему обладает таким замечательным чувством юмора?
— Н-не знаю… Ума не приложу.
— Хорошо, мы сами попробуем в этом разобраться. Может, вспомните ещё какую-нибудь шутку? Любая мелочь важна для следствия.
— Мелочь?.. — Кротик почесал затылок карандашом, который вертел в пальцах. — Ну хорошо, вот такая мелочь, если вам интересно. Утром, когда я вышел к завтраку, табличка с номером моей каюты оказалась перевернутой. Я нашёл на полу винтик и снова закрепил её в прежнем положении.
— Что-нибудь ещё?..
— Не знаю, стоит ли говорить… Мне показалось, что после пропажи кто-то роется в моих вещах.
— Это важно! — Шустрик поднял палец.
— Как же вы заметили?.. — недоверчиво проворчал Мямлик.
— Ну, во-первых, у меня профессиональная фотографическая память. А во-вторых… здесь беспорядок только для постороннего взгляда. На самом деле каждая мелочь находится в нужном месте.
— Огрызок синего карандаша?..
— Был на кровати, а сейчас вы прячете его за спиной.
— Ловко, — Мямлик разжал ладошку. — Знаете, я поверил в вашу фотографическую память.
— Благодарю, — улыбнулся Кротик.
— И я надеюсь, что многое из сказанного вами будет полезно для следствия.
Попрощавшись с хозяином, человечки вышли из каюты в коридор. Мямлик поднял руку и ощупал табличку. Она была закреплена двумя винтиками — сверху и снизу.
— Номер девяносто шесть… А какой номер каюты у нашего капитана? Вы не помните, коллега?
— Шестьдесят девять.
— Интересно. Очень интересно…
Глава четырнадцатая
ПСИХОАНАЛИТИК МИМОЗА
Следующий свидетель, бортовой психоаналитик Мимоза, занимала каюту номер пятьдесят четыре. Она отворила на стук без промедления. По её подкрашенным губам и ресницам было заметно, что она готовилась к приёму посетителей.
В каюте было уютно и прибрано. Здесь имелся прозрачный столик с искусственными цветами, диванчик и пара кресел. На стене — приятная для глаза картина с бабочками и зелёной травкой.
— Прилягте, пожалуйста, — предложила Мимоза. — Расслабьтесь и говорите…
Шустрик и Мямлик недоуменно переглянулись.
— Ах! — хозяйка улыбнулась и укоризненно поднесла пальчики ко лбу. — Извините, это у меня профессиональное. Не ложитесь, а садитесь. Садитесь, садитесь, разумеется…
Друзья уселись на диванчик, и Мямлик, собираясь с мыслями, засвистел трубкой.
Но Мимоза заговорила первой.
— Что же вам удалось узнать? — поинтересовалась она, удобно развалившись в кресле и надкусив шоколадную конфету. — Отдельное спасибо вам за конфеты, угощайтесь… Капитан, разумеется, вне подозрений: честь, дисциплина, образец нравственности и всё такое. Он сумел произвести на вас должное впечатление? Да, это он умеет. Я не против капитана, но поверьте специалисту: он — тёмная лошадка. Были истории, которые до сих пор можно толковать так или иначе. То ли он кого-то не удержал над кратером, то ли ему подсунули неисправное снаряжение… То ли он невероятно физически вынослив, то ли он перевёл на себя одного резервные запасы воздуха во время аварии… Много вопросов. В обоих случаях комиссия так и не смогла разобраться до конца.
Воспользовавшись секундной паузой, Мямлик попытался заговорить:
— А…
— Вы хотите спросить, не питаю ли я личной неприязни к нашему капитану? — перебила его Мимоза. — Да, вы совершенно правы, я его недолюбливаю. Но я профессионал и умею разбираться в своих собственных тараканах.
Этого не понял Шустрик и открыл, было, рот, чтобы переспросить про тараканов, но Мимоза и его опередила.
— За что я его недолюбливаю? Да хотя бы за одно то, что он считает меня здесь совершенно лишней. Он вообще не признаёт психоанализа как науки и не находит в ней никакой пользы. Он, единственный в экипаже, ни разу не лёг на этот диван. Ни одного сеанса! Выходит, ему есть что скрывать… Не исключено, что он вообще душевнобольной. Я уже подготовила рапорт в министерство здоровья с требованием отстранить его от полётов до полного и всестороннего обследования его психики.
Шустрик и Мямлик больше не раскрывали рта. Некоторое время, пока Мимоза, издав заинтересованный возглас, ела особенно понравившуюся конфету, все молчали.
— Вы думаете, — заговорила она снова, — капитан что-нибудь смыслит в устройстве звездолёта, в телетранспортации и навигации?.. Всё, буквально всё за него делает Кротик. Он и штурман, и бортинженер, и картограф… А Зоркий только делает значительное лицо и блестит медными пуговицами. Вот эти очень вкусные, с клубничной помадкой…
Шустрик и Мямлик переглянулись.
— Вы, наверное, заметили, что из нас четверых двое — врачи. Это потому, что во время испытаний важнее всего состояние здоровья экипажа. Здоровья как психического, так и физического. Полагаю, что доктор Скарабей, отслеживающий физическое самочувствие каждого из нас, тоже мог бы рассказать много интересного. Если только это не будет касаться врачебной тайны…