Глава тридцать третья
Крыса знает моё имя
Мигг поднялась по лестнице и уже собиралась открыть дверь на кухню, когда с ней заговорил Роскуро:
— Простите, можно к вам обратиться?
Девочка непонимающе завертела головой.
— Я здесь, внизу, — уточнил Роскуро.
Мигг посмотрела на пол.
— Ух ты! Крыса! Ага, чё там старик говорил? А, помню! Старик сказал: «Держись подальше от крыс».
Она чуть повернула поднос, чтобы свет свечи падал прямо на крысу. Та оказалась в красной мантии и с ложкой на голове.
— Пожалуйста, без паники, — предупредил Роскуро и, протянув лапу назад, нажал на рукоятку ложки так, что сама ложка на его голове тут же приподнялась, точно шляпа у вежливого джентльмена во время разговора с дамой.
— Ух ты! — восхищённо выдохнула Мигг, — Крыса-то воспитанная!
— Разумеется, — подтвердил Роскуро. — Как поживаете?
— У моего папани была такая тряпка. Точь-в-точь такого цвета, как у вас, господин Усатый. Он меня как раз на эту тряпку обменял.
— Вот как? — Роскуро понимающе улыбнулся. — Ребёнка на тряпку? Какая ужасная, трагическая история!
Читатель, прости, но я должна сделать в нашем повествовании небольшую паузу и сообщить тебе одно необычное и крайне важное обстоятельство. Это необычное и крайне важное обстоятельство состоит в следующем: измученные затрещинами уши Миггери Coy, с трудом различавшие человеческую речь, замечательно различали тонюсенький голос Роскуро. Да-да, её уши-кочерыжки слышали каждое слово, которое он произносил!
— Вы хлебнули немало горя, — продолжал тем временем Роскуро. — Возможно, как раз теперь вам пора отведать величия и славы.
— Величия? — Мигг обалдела от неожиданности. — Славы?
— Во-первых, позвольте представиться, — продолжал крыс. — Меня зовут Кьяроскуро. Для друзей — просто Роскуро. А вас зовут Миггери Coy. Но, насколько я знаю, все называют вас просто Мигг. Верно?
— Ух ты! — поразилась девочка. — Крыса откуда-то моё имя знает!
— Дорогая мисс Миггери, мы знакомы так недавно, и мне не хотелось бы показаться бесцеремонным, но скажите, ведь я прав, что у вас есть… стремления?
— Чё есть? — по привычке крикнула Мигг.
— Мисс Миггери, кричать совершенно незачем. Совершенно незачем. Вы же меня слышите? И я вас прекрасно слышу. Мы замечательно подходим друг другу. По всем статьям. — Роскуро снова улыбнулся, обнажив острые желтоватые зубы. — Стремления, моя дорогая мисс Миггери, это то, что заставляет бедную девочку-служанку мечтать. Например, о том, чтобы стать принцессой.
— Ух ты! В аккурат! Именно принцессой! Я этого и хочу!
— Что ж, дорогая, есть способ, есть. Ваша мечта может осуществиться.
— Ты хочешь сказать, что я могу стать принцессой Горошинкой?
— Да, ваше высочество! — Роскуро сдёрнул ложку с головы и отвесил девочке глубокий поклон. — Да, ваше высочество принцесса Горошинка!
— Ух ты! — выдохнула Мигг.
— Позвольте рассказать вам мой замысел? Позвольте поведать, как мы воплотим в жизнь вашу мечту?
— Давай! Говори!
— Главным двигателем этого плана будет ваш покорный слуга. Для начала придётся перекусить верёвку.
Мигг так и замерла, держа в руках поднос с маленькой свечкой. Она слушала, и с каждым словом, произнесённым Роскуро, заветная мечта её жизни казалась всё досягаемее, всё реальнее. Крыс так увлёкся своей пламенной речью, а Мигг с таким упоением его слушала, что оба не заметили, что лежавшая на подносе салфетка слегка шевельнулась.
Не услышали они и мышиного писка, сперва недоверчивого, а потом гневного, которым шевелящаяся салфетка отвечала на каждый пункт дьявольского плана Роскуро. Ещё бы! Ведь этот крыс задумал отправить в подземелье саму принцессу Горошинку!
Книга четвёртая
Наверх, к свету
Глава тридцать четвёртая
Убивать и живых и мёртвыхХ
Читатель, ты ещё не забыл про нашего мышонка? Про Десперо?
«Возвращайся наверх, к свету», — шепнул ему старый тюремщик Грегори, завернул в салфетку и положил на поднос. А потом Мигг, поговорив с крысом Роскуро, вернулась с этим подносом на кухню и объявила Главной поварихе:
— Это я, Миггери Coy! Вернулась из глубокого-преглубокого подземелья!
— Вот и славно, — отозвалась толстуха. — Мы счастливы тебя видеть.
Мигг поставила поднос на разделочный стол.
— Эй, погоди, — сказала Повариха, — а посуду кто за тебя вымоет? Давай-ка пошевеливайся!
— Чё? — переспросила Миггери Coy.
— В твои обязанности входит вымыть эту посуду, — прокричала Повариха, схватила салфетку и хорошенько её вытрясла.
Десперо вывалился из салфетки и угодил в стеклянную плошку с растительным маслом. Плюх!
— Чтоб тебя! — ахнула толстуха. — Мышь! У меня на кухне! В моей плошке! В моём масле! Мигг, убей её! Сию же минуту убей!
Мигг наклонилась над плошкой, наблюдая, как мышонок медленно, но верно идёт ко дну.
— Бедняжка, — прошептала она и, сунув руку в масло, вытащила Десперо за хвостик.
Он кашлял, чихал, отфыркивался, жмурился от яркого света и едва не плакал от счастья: он спасён! Но счастье длилось недолго.
— Убей эту мышь! — орала Повариха.
— Ладно, — нехотя согласилась Мигг и отправилась за кухонным ножом.
Она продолжала держать Десперо за хвостик, но хвостик-то был тонкий, да ещё в масле. Поэтому, когда Миггери Coy потянулась за ножом и чуть ослабила хватку, Десперо выскользнул из её толстеньких пальчиков и шмякнулся об пол.
Мигг посмотрела на маленький бурый комочек, неподвижно лежавший у её ног.
— Он и сам, без меня убился, — сказала она.
— Всё равно убей! — твердила толстуха. — У меня для мышей один приговор: убивать. И живых и мёртвых. Всех подряд. Только так можно надеяться, что мышь будет мертва и не сгрызёт у меня никаких продуктов.
— Ух ты! Ясный приговор. Убивать и живых и мёртвых.
— Ну ты, кочерыжка ушастая! Пошевеливайся! — завопила Повариха.
Десперо чуть приподнял голову.
Сквозь огромное окно в кухню проникали лучи предзакатного солнца. Но мышонок не успел полюбоваться светом — его затмило огромное лицо. Миггери Coy склонилась над ним низко-низко и, жарко дыша через полуоткрытый рот, принялась тщательно рассматривать.
— Мышенька, что ж ты не убегаешь? — прошептала она.
Десперо смотрел в её маленькие, полные жалости глазки, но тут вдруг что-то сверкнуло, и воздух прорезало что-то острое, металлическое… Мигг медленно, сколь возможно медленно опускала нож-тесак, и он всё приближался, приближался…
Десперо пронзила резкая боль — где-то сзади, совсем сзади. Он вскочил и побежал. Вполне профессионально, по-мышиному. Сперва вправо, потом влево. Петлял.
— Ух ты! — воскликнула Миггери Coy. — Промазала.
— Чего от тебя ещё ждать? — вздохнула Повариха, следя взглядом за мышонком, который как раз юркнул в щель под дверью кладовки.
— Но хвостик-то я отрубила! — Мигг подобрала хвост Десперо и гордо продемонстрировала его Поварихе.
— И что с того? — возмущённо завопила толстуха. — Какая мне радость от этого хвоста, если вся остальная мышь уже грызёт мои продукты?
— Не знаю, — честно ответила Мигг и съёжилась, потому что Повариха подступала с явным намерением дать ей в ухо. — Я не знаю.
Глава тридцать пятая
Рыцарь в сияющих доспехах
Десперо тоже размышлял о своём хвосте. Если Повариха не знала, что делать с его хвостом, то ему надо было понять, как теперь жить без хвоста. Десперо сидел на куле с мукой на самой верхней полке кладовки и плакал.
Боль на месте отрубленного хвоста была нестерпимой, и он плакал от боли. А ещё он плакал от счастья. Он выбрался из подземелья! Он вернулся назад, к жизни и свету! Спасение пришло очень вовремя, потому что теперь ему надо помочь Горошинке, надо оградить принцессу от ужасной участи, которую уготовил для неё этот ужасный крыс.