Дори отпрыгнул в сторону, но споткнулся и упал. Среди мужиков началась паника. Кто-то бросил факел на землю, кто-то стоял как вкопанный и глядел в оцепенении на висевшего над ними Петра, кто-то пытался перекричать страх. Один только Митрофан справился с одолевавшим его ужасом. Держа ларец на вытянутых руках, он отчаянно рванулся к ведьме. И тут случилось чудо — ларец ожил!
Орел вдруг раскрыл клюв, и оттуда выбился яркий свет. Семь ослепительных лучей осветили черный мрачный лес, и змея застыла на месте, а потом упала наземь, освободив орущего Петьку. Ведьма вышла из транса и растерянно уставилась на ларец. На мгновение лес охватила гробовая тишина, а затем колдунью стало бить сильной дрожью, словно в лихорадке. Она вся тряслась, издавая непонятные шипящие звуки, и под конец, окинув ненавидящим взглядом всю толпу, закрутилась на месте, шипя и выкрикивая: «Навеки проклинаю это место! Отныне здесь будут царить только страх и зло! Проклинаю всех, кто станет жить на этой земле, дышать этим воздухом…» Она не успела договорить, потому что пришедшие в себя мужики подняли факелы и начали забрасывать колдунью огнем. Один из факелов попал прямо в нее, и одежда Цестинды загорелась. Еще одна огненная полоса чиркнула над ее головой, и вспыхнула ведьмина изба.
— Чтоб тебе нашлось место в аду! — голос Митрофана перекрыл общий крик и треск пламени.
Огонь разгорался все сильнее и сильнее. Вот уже не видно страшного ведьминого лица, только столб черного дыма и ревущие языки пламени.
В этот момент колдунья издала последний истошный вой, и из ее тела вылетел злой дух, напоминавший большое черное облако. У этого облака были руки и ноги, на лице — пустые глазницы, а вместо рта — огромная пасть. Лицо у духа постоянно менялось, искажалось в гримасах одна уродливее другой.
Со зловещим криком, от которого у людей внутри словно что-то сжалось, дух пролетел над толпой и скрылся в распахнувшемся ларце, словно его втянул в себя мощный пылесос. Клюв орла захлопнулся, и ларец снова принял совершенно безжизненной вид, точно был самой обычной, а вовсе не волшебной вещью. В сухом лесу наступила тишина. Мужики замерли, будучи не в состоянии вымолвить ни слова, многие без сил опустились на землю. В этот момент горевшая крыша домика рухнула на дотлевающее тело ведьмы.
Митрофан, словно проснувшись, оглянулся, ища глазами маленького потешного незнакомца, но того нигде не было. Человечек точно сквозь землю провалился.
— А с этим что делать? — спросил кузнец в пространство, показывая на ларец. Подергал крышку и убедился в том, что она надежно захлопнулась, будто ее заперли на сотню крепких замков.
Никто не ответил. Митрофан осторожно поставил ларец на ближайший пень и отступил от пару шагов. Все-таки внутри был злобный ведьмин дух, и держать ларец, хоть и крепко закрытый, в руках было боязно. Мужики стали подходить ближе, в свете пожара стараясь рассмотреть ларец.
— Давайте здесь же и закопаем. Здесь жила, пусть здесь и остается! — предложил Прохор, показывая на догорающее костровище.
— А если кто найдет? — засомневался Митрофан.
— А мы напишем, чтоб не открывали. Где у нас Митька-писарь? Митька, грамотей, ну-ка, поди сюда, — позвал дед Антип.
Митька, худенький кучерявый парнишка, прошел вперед и с опаской поглядел на ларец.
— А чего писать-то? — помявшись, спросил он.
— Да, чай, сам знаешь, — ответил ему пришедший в себя Петька. — Чтоб не открывали ни в жисть.
Митька почесал в затылке.
— Мне перо бы… — протянул он.
— А вон у него выдери, — пошутил дед Антип, указав на металлического орла. Все засмеялись, и стало уже не так страшно.
— На вот, ножом, — придумал кузнец.
Митька взял у него нож и нацарапал на крышке ларца большими корявыми буквами: «НИАТКРЫВАТЬ».
— Ну вот и всё, — с облегчением вздохнул Прохор. — Теперь закопаем — и дело сделано!
— А если все равно откроют? — еще сомневался Митрофан.