У кузнеца, да и у других жителей деревни, не оставалось сомнений в том, что все его несчастья — дело рук злобной колдуньи из темного леса. Он хорошо помнил ту ночь, когда ему приснилось, будто подходит он к колодцу воды напиться, глядит в воду, а отражается там не его, Митрофана, лицо, а морда какого-то барана. И будто смотрел-смотрел он так, не мигая от страха, а морда взяла да язык показала. А потом как захохочет, и смех тоже не Митрофанов, а будто женский, злобный какой-то. Как вскочил кузнец в кровати ни жив ни мертв. Любаша тут же проснулась.
— Что такое с тобой? — спрашивает.
А Митрофан и отдышаться не может, не то чтобы ответить. Успокоился маленько, пересказал свой сон, а Любаша вдруг и говорит:
— Митрофанушко, беда к нам пришла — смотри, не просто так птица вся сразу перемерла.
— Да что ты мелешь? — удивился тогда кузнец. — Какая беда? Случается, что и птица мрет, и скотина падает, всяко бывает в жизни.
А жена головой мотает:
— Нет, родимый, плохи наши дела. Не хотела тебе рассказывать, да ладно. Намедни в лес я ходила, вдоль ручья, по ягоды, и заплутала. Вышла на поляну какую-то. А на поляне той ведьма стояла. Я ее сразу узнала — точь-в-точь, как рассказывают. Коса длинная, тугая, глазища зеленые, как у кошки. С корягой ветхой обнялась и нашептывает-нашептывает что-то, а невдалеке — избушка. Я как увидала, так хотела бежать, да наступила на ветку сухую, хрустнула она, ведьма и обернулась. От взгляда ее я застыла, а она долго так на меня глядела и так пронзительно, словно в душу мою влезла. А потом ведьма взгляд отвела и захохотала, и страшно так захохотала, у меня хохот тот до сих пор в ушах звучит. Побежала я быстрее молнии, ветви на ходу раздвигая, через кусты перепрыгивая. Бегу, а у самой горит что-то внутри, как огонь, как пламя ненасытное. Примчалась домой и ведро воды, наверное, выпила, такая жажда во мне сидела. А теперь вот, гляди, что началось — птицы на дворе уже нет, тебе сны страшные снятся. Того и гляди, накроет нас беда с головою…
Не принял кузнец тогда эти слова всерьез, потому как половину из них прослушал — заснул грешным делом под сладкий Любушкин голос. Потом только понял, что жена-то во всем права оказалась, да не отвратить было уже несчастья.
«Уж хоть бы ведьма и меня до смерти извела, что ли, — рыдал на могиле жены Митрофан. — Зачем жить мне теперь, коли быть одному?»
С кончины Любушки уже месяц прошел, но все никак не мог прийти в себя кузнец, целыми днями просиживал он на кладбище, заливая горе вином. И по хозяйству ему не работается, и дела в кузне забросил, уже селяне недовольно ворчать стали.
Вот и сегодня пришел Митрофан с кладбища домой, плюхнулся на скрипучую лавку и разлегся, безразлично глядя в потолок. Как вдруг кто-то застучал в дверь.
— Опять Дашка, черт бы ее побрал! — воскликнул в сердцах Митрофан, поднимаясь с лавки. Дарья приходилась ему родной сестрой и жила в соседней избе с мужем и четырьмя ребятишками. После кончины Любаши она стала часто наведываться к брату, пытаясь помочь по хозяйству, но кузнеца такая опека только раздражала. Он открыл дверь с намерением высказать сестре все, что накипело, и вдруг застыл в изумлении — перед ним стоял самый странный человек, каких ему доводилось видеть. Крохотный, но не карлик, просто мужчина маленького роста, ему, кузнецу, чуть выше пояса будет. Глаза большие, бегающие, черненькие, как у зверька какого-нибудь, нос широкий, точно у поросенка, с раздувающимися ноздрями, щеки круглые и румяные, что твои наливные яблоки. Из-под странной остроконечной шляпы выбивается кудрявая челка, придавая гостю какой-то нелепый и даже смешной вид.
Когда дверь распахнулась, Дорн струсил окончательно. Такими здоровенными детинами в его мире не были даже тролли, разве что великаны выше, но они не в счет. Однако делать нечего, нужно вступать в переговоры.
— Добрый день! Простите меня за незапланированный визит, но мне необходимо побеседовать с Митрофаном-кузнецом, — неслыханно витиевато для этих краев заговорил молодой гремлин.
— Ну я Митрофан, — кивнул в ответ кузнец. — А чего надо-то?
— Мне чрезвычайно нужна ваша помощь, уважаемый Митрофан! Дело повышенной важности и сложности. В общем, я прошу помочь мне обезвредить ведьму, обитающую по соседству, — краснея и запинаясь произнес Дорн.
— Ведьму? — выпучив глаза, повторил Митрофан. — Это чего же, шутка, что ли, такая?
Глаза кузнеца налились кровью, а кулаки сжались. Если маленький незнакомец шутит над его бедой, то он разорвет его на части!
— Подождите, подождите, премного прошу, не торопитесь с выводами, — чуть ли не падая в обморок от страха, взмолился Дорн. — Вы просто не можете себе представить, какой путь я проделал, чтобы помочь вам одолеть ведьму. Так неужели вы мне не поможете? По-моему, это в наших общих интересах!