Поручик вопросительно уставился на меня.
– Слева, за липовой аллеей, – объяснила я.
Все-таки в Зимине, по моим представлениям, маловато лоска настоящего аристократа. Он слишком порывист и грубоват, из-за чего так трудно представить его рыцарем какой-нибудь дамы.
Иное дело – Веллингтон. Недаром Хелен пусть и украдкой, но с таким обожанием смотрит на него. Сразу видно – человек из приличной семьи, чьим воспитанием занимались куда более дотошно, чем воспитанием поручика.
– Разбойники? Какие разбойники? – громким шепотом поинтересовался Кирилл, все еще глядя вслед Зимину. – Хотите сказать, что именно они закрыли вас в погребе?!
– Согласитесь, кузен, – невольно передразнила я его тон, – что мы сами этого сделать никак бы не смогли!
Задавать такие глупые вопросы! Мне «кузен» сначала показался умнее.
Но тем временем передо мной, стоявшей на крыльце, как полководец перед армией, стали собираться крепостные.
Мои гости держались несколько в стороне, понимая, что госпожа должна восприниматься своими слугами не в толпе.
В имении Дедово – по документам прошлого года – за князем Михаилом Болловским числилось 285 душ крепостных. Насколько я знала, примерно две сотни из них жили в двух близлежащих хуторах верстах в пяти от господского дома и занимались тем, что пахали землю и содержали скот. Значит, на подворье имения жили примерно 85–86 человек. А теперь – я быстро пересчитала – осталось едва ли 60. Нынче все они стояли передо мной и смотрели с такой надеждой, что я не выдержала.
– Здравствуйте, мои дорогие! – сказала я с нежностью в голосе и получила в ответ дружный облегченный вздох.
«Вот в чем дело, – поняла я, – крепостные думали, что я обвиню их в том, что долгое время имение находилось в руках человека негодного, такого же крепостного, который заставил их себе подчиняться, пусть и с помощью оружия. И они подчинились и не сделали ничего для того, чтобы уберечь господское добро».
– Я не виню вас! – горячо сказала я. – Мы и сами только что смогли освободиться... Совершенно случайно. Так получилось, что у вас не осталось господ, кроме меня, и мне придется управлять вами, хотя по российским законам я еще не достигла совершеннолетия... Что поделаешь, война! Мой отец, князь Болловский, погиб, мама... тоже умерла. Война всех нас заставила делать то, к чему мы не были готовы...
– Матушка!
Толпа качнулась, и мои крепостные один за другим стали падать на колени.
– Барышня! Княжна! Ваше сиятельство! – начали кричать они наперебой.
Потом на некоторое время замерли и стали один за другим поворачивать головы в сторону. Я тоже проследила за их взглядами.
По аллее шел поручик Зимин и нес на руках неподвижное тело Сашки. Умер! Я почувствовала, как все во мне оборвалось.
– Встаньте! Помогите поручику, – сказала я, не обращаясь к кому-то конкретно, но из толпы тут же вышли двое крепких парней и бегом направились к Зимину.
Они перехватили его тяжелую ношу и понесли, а поручик быстрым шагом пошел впереди. Я сбежала к нему со ступенек.
– Дышит, – сказал он на мой молчаливый вопрос, обогнул меня и пошел вперед, приглашая крепостных, несущих Сашку, следовать за собой.
Я уже не стала мысленно пенять ему на то, что он сам принимает решения – командует в моем имении – и не считает даже нужным предварительно ставить меня в известность. Да и глупо было говорить о чем-нибудь таком в то время, когда Сашка, возможно, находится на последнем издыхании...
Мне хотелось пойти за ними, но я подумала, что возле моего слуги достаточно народа, чтобы оказать ему помощь, тем более я ухаживать за ранеными совершенно не умела.
Пора было обратить внимание на моих крепостных, которые молча стояли передо мной и ожидали распоряжений. Ну да, иначе зачем бы я их всех собирала?
– Мне нужно назначить для вас старосту, – медленно проговорила я, подумав, что никого из них не знаю настолько, чтобы сделать это самостоятельно.
– Исидора назначь, – прошептала стоявшая ко мне ближе всех старушка.
Я посмотрела на нее. Кажется... она была еще кормилицей моего отца! «Егоровна», – вспомнила я.
– Исидор! – сказала я. – Выйди вперед.
Передо мной предстал мужчина средних лет, с седеющей шевелюрой и внимательными, умными глазами, одетый в отличие от многих чисто и опрятно.
– Слушаю вас, барышня! – сказал он, и я подумала, что этот мужчина – единственный в отличие от всех остальных – встал передо мной не на оба колена, а на одно, словно дворянин или средневековый рыцарь. Но не наказывать же его за это!
Надо будет постепенно разобраться с моими людьми. Я ведь ничего о них не знаю. Откуда, например, взялся Исидор? Он совсем не походил на остальных крепостных, темных и неграмотных.
– Ты будешь старостой, – произнесла я таким тоном, будто сама только что это придумала. Да и должна была разве я показывать всем остальным, что мной командует бывшая отцова кормилица?!
Надо же, он и поклонился вовсе не по-крестьянски, в пояс, а так, как кланяются благородные люди. Почему-то я сразу решила, что в случае чего на этого человека я могу положиться. Впрочем, покойный батюшка наверняка сказал бы, что я опять тороплюсь с выводами.
– Прежде всего нужно привести в порядок дом... Егоровна, – кивнула я в сторону кормилицы, которая, кажется, облегченно улыбнулась: она считала, что я ее не вспомню? – объяснит тебе, где и какая мебель должна стоять. А потом ты пройди в кладовые – возьми себе кого-нибудь порасторопнее в помощь – и посмотри, что у нас есть из провизии. Пусть повара сразу начнут готовить. И я, и мои гости еще не завтракали... Что ты так смотришь на меня? В имении нет поваров? Но кто-то же готовил еду для Осипа и его людей!
– Того, кто готовил, Осип забрал с собой, – заметил он. – Пахомыча. У самого Луи был в поварятах.
А вот про Луи я хорошо помнила. Когда-то давно был в имении у нас повар-француз. Его мой дедушка, князь Каллистрат Болловский, привез, кажется, из Лиона. Случались у нас в роду шутники, каковые даже своих детей старались назвать не так, как другие. Каллистрат. Я не знала, есть ли вообще такое имя в святцах. Зато знала его перевод с греческого. «Хорошая армия». Надо понимать, имя означало, что ее носитель из хороших солдат. Когда-то я открыла это и была страшно горда своим открытием. Правда, отец почему-то смеялся. Я хотела даже на него обидеться, но он посерьезнел и погладил меня по голове.
– Любознательность, доченька, двигает человека вперед. Мы с детства стараемся узнать, почему арбуз полосатый и что там, за горизонтом.
Я так и не поняла тогда, шутит он или говорит серьезно?
Так вот, повар Луи был достопримечательностью Дедова. Благодаря ему соседи всегда старались попасть к Болловским на обед, чтобы отведать очередного редкостного блюда. Уж на что у других повара были знатные, такие разносолы готовили, а переплюнуть Луи никто из них не мог. И теперь, значит, его ученика увел с собой какой-то Осип! Это возмутило меня больше всего. Мало того что я, не достигнув шестнадцати лет, осталась сиротой, мой прежде красивый и богатый дом в Москве являл собой одни только стены, теперь еще и повара не стало!
Свое раздражение я едва не выплеснула на слуг, но в последний момент спохватилась. Сказала Исидору:
– Ну, я не знаю, найди кого-то, кто умеет готовить для господ, а когда со всем разберемся, я пошлю привезти повара из Москвы... Занимайтесь делами, а я пойду... Мне надо посмотреть... В общем, работайте!
Я поднялась по лестнице в дом и сразу направилась влево, где прежде была людская, потому что уверилась отчего-то, что Сашку отнесли именно туда.
Оказалось, угадала. Потом мне стало понятно, что всему виной Аксинья, которая успела в людскую наведаться и понять, что оттуда почти ничего из мебели не взяли.