– Наверное, Сашка еще не совсем здоров?
– Дак сам вызвался.
Надо будет все же еще кого-то из слуг к господам приставить.
– Егоровна распорядилась уже, – охотно рассказывала Аксинья. – Прислала Алешу. Прачки Глафиры сынок. Паренек он услужливый, только робок больно. Сидит в коридоре, и как только кто выйдет, подскакивает и ждет, что его позовут.
– Аксинья, ты проследи, чтобы господам подавали все, что нужно, – сказала я, не имея никакого желания вставать и проверять это сама. – Егоровна спит, поди?
– Утомилась. Старенькая она. На прошлое Рождество шестьдесят сравнялось.
– Вот потому тебе и поручаю.
– Все исполню, ваше сиятельство, – сказала Аксинья, как поклялась. Наверное, ее растрогало мое доверие.
Служанка ушла, оставив мне свечу. Не то что я боялась спать в темноте, но после того, как в моем доме... ну, или подле него, произошло убийство, мало кто мог бы оставаться спокойным.
Главное, непонятно было, за что Хелен убили? Имелась бы у нее какая-нибудь большая сумма денег... Кстати, а где мои деньги? Тут я забыла, что решила с кровати не вставать, а прямо-таки подскочила.
Едва только мне в комнату поставили комод, я спрятала шкатулку с деньгами в него, решив про себя, что вот только Сашка выздоровеет – пошлю его в Петербург к Амвросию. Скорее всего через два-три дня. Решила да и забыла. Весь остаток дня о шкатулке не вспоминала, как и о том, что моя комната на ключ не запирается!
Но шкатулка оказалась на месте. А я до сих пор не знала, сколько в ней денег. Подумать только! Мне некогда заниматься самыми обычными делами. А кроме того, я постоянно забываю о вещах необходимых...
Нет, мне срочно нужен управляющий, иначе никогда не привести в порядок дела имения. Надо будет в самые ближайшие дни навестить своих соседей Барятинских, что живут – по крайней мере жили – верстах в двух от нашего имения, и поговорить о самых насущных вещах, как и о том, нет ли у них на примете какого-нибудь достойного человека, которого можно было бы взять управляющим.
Я сидела на кровати со шкатулкой на коленях, когда в мою комнату кто-то осторожно постучался. От страха я подскочила и не нашла ничего лучше, как сунуть шкатулку под подушку и нырнуть под перину.
– Кто там? – спросила я.
– Барышня, – полузадушенным шепотом проговорил Сашка, – дозвольте войти?
– Заходи, – пробурчала я недовольно, натягивая перину до подбородка.
В самом деле, почему мне не дают покоя даже ночью! То есть с того момента, как я приехала в имение, мне почти не удается побыть одной, чтобы осмыслить происходящие события.
– Барышня, – решительно заявил он, – мне Амвросий сказал: «Если с головы княжны упадет хоть волосок, я тебе башку сверну!»
– Ну и что? – Я по-прежнему была настроена недружелюбно, потому что по известным причинам хотела остаться одна. – Амвросия ты, значит, боишься, а меня – нисколечко?
– Так вы, ежели осерчаете, ну, прибьете, у меня шкура крепкая, заживет, а куда ж я без башки?
Это он, надо понимать, так шутит.
– И что же ты от меня хочешь?
– А то! Как хотите, а я стану спать в вашей опочивальне.
– Что?! Да как ты смеешь? – В момент мне будто судорогой сковало горло, так что мое возмущение из него еле вырвалось.
– Вот здесь, на полу, у двери, как собака. Разве что кожушок постелю. Зато никто через меня до вас не доберется.
Не выдержав серьезности, я рассмеялась:
– Это называется и смех и слезы! Ну скажи, с чего ты взял, будто в этом доме кто-то собирается добираться до меня?
– А до кого? До бедной англичанки, которая в людях работает?
– Можно подумать, что я жуть как богата.
Сашка отвел глаза и сказал в сторону:
– Говорят, Кирилл деньги нашел. Те, которые Амвросий ждет.
– Амвросий! – опять рассердилась я. – Кто, в конце концов, хозяин: я или Амвросий?
– Вы, ваше сиятельство, хозяйка имения, никто не спорит, а Амвросий... Он над вашими крепостными как бы император. Мы все его так боимся, просто страсть!
Можно ли сердиться на такого человека?
– Вот что, – решила я. – Отвернись пока, я шлафрок надену, а потом делом займемся... Поворачивайся!
Я набросила халат и вытащила из-под подушки шкатулку с деньгами.
– Давай-ка иди сюда. Сядешь вот здесь, рядом, помогать мне будешь. Поделим эту кучку пополам и пересчитаем, а то мне все недосуг. И попутно поговорим, что в имении происходит.
– Содом и Гоморра происходит, – сказал Сашка, деловито принимая от меня пачку денег.
Я нисколько не боялась, что вид их заставит неровно биться сердце парня, навевая нехорошие мысли. Сашка был человеком хоть и шебутным, но кристально честным, и Амвросий всегда спокойно давал ему деньги, зная, что отчитается он за каждую копейку.
Мы сели с ним на ковер и стали пересчитывать деньги, раскладывая их по пачкам. Я насчитала чуть больше двадцати пяти сотен, Сашка – чуть меньше. Иными словами, в шкатулке находилось пять тысяч рублей!
– Амвросий порадуется! – сказал Сашка, аккуратно складывая купюры на место. – А кто их отвезет?
– Ты.
Я посмотрела в глаза крепостному, и он твердо выдержал мой взгляд.
– Больше некому. Нет здесь человека, которому я смогла бы доверять так же, как тебе. А кроме того, я бы не хотела, чтобы кто-нибудь из троих мужчин – моих гостей – уезжал из имения до той поры, пока не выяснится, кто из них задушил Хелен и почему?
– А что, если это люди Осипа? – спросил Сашка, тут же сморщившись от слишком резкого движения.
– Ты еще нездоров, – покачала я головой, – и отправляться тебе в дальнюю дорогу пока рано...
– Пустяки, заживет как на собаке, – махнул рукой Сашка. – А вот как я повезу деньги? Время опасное. Вон Зимин говорит, всякая нечисть от войны всколыхнулась и наверх полезла.
– Позови-ка мне Аксинью. Мы с ней обговорим, из чего смастерить тебе пояс – наденешь на голое тело, рубахой обернешь, никто ничего и не заметит... Да, и еще: принеси-ка мне из оружейной комнаты какой-нибудь кинжал... Нет, лучше шпагу. Не спать же тебе в самом деле в моей комнате. Попробую сама в случае чего защититься.
Сашка принес шпагу, и я поставила ее у кровати. Так, чтобы в любую минуту могла легко ее достать.
Пришла Аксинья. Померила толстой ниткой ширину груди Сашки и села шить для него пояс.
– Небось у Марьи лучше бы получилось, – пробормотала она.
– Не нужны нам лишние свидетели, – пояснила я, – на живую нитку сшей, да и ладно! Чать, не рушник, чтобы гладью вышивать. Как получится. Главное, чтобы до Петербурга продержался.
Пояс приладили, деньги в него зашили, а потом я наказала Сашке:
– Отправишься чуть свет, чтобы никто тебя не видел. Перед отъездом непременно разбуди меня. Я тебя провожу до уезда, чтобы тебе проездные документы выписали. Да, и пойди сейчас разыщи конюха Ставра. – Потихоньку я начала вспоминать наших слуг, на которых прежде почти не обращала внимания. Разве что кроме няньки и гувернантки. – Предупреди, чтобы завтра запряг для тебя... лошадь Веллингтона. Его жеребец – породистый, так что будь с ним аккуратнее. Зато домчит тебя до Петербурга быстрее, чем любая иная лошадь. А я поеду в карете. Пусть Ставр будет за кучера. В карету запряжет лошадь помоложе, ту, что подарил Веллингтон. Как ты ее назвал-то, я забыла?
– Леди, – напомнил Сашка. И добавил немного погодя: – А Джим не станет возражать насчет лошади своей?
– Ты почему не в свои дела вмешиваешься? – разозлилась я скорее всего на саму себя, потому что и в самом деле собиралась взять лошадь Веллингтона, не ставя его о том в известность. – Мне эти дела улаживать. Ты, главное, до Петербурга доберись. Передай мое распоряжение Амвросию, чтобы купил хорошую коляску, двух крепких лошадей. Не могу я по всяким делам в карете разъезжать. Пока не найду хорошего управляющего, придется самой в дела вникать...
И Сашка опять отвел взгляд. Да что же это никто из моих слуг не верит, будто управлять имением у меня получится!