Если они все сразу уедут, я, пожалуй, заскучаю. Но все же почему решил задержаться Веллингтон? Если уж на то пошло, мы бы могли договориться. Как только из Петербурга вернется Сашка, он перегонит лошадь в Москву, туда, где квартирует Джим. Я даже повернулась к нему, чтобы свое предложение высказать. И Джим это мое движение правильно понял, но сложил ладони вместе, словно собрался молиться на восточный манер: мол, не прогоняйте меня, я вам еще пригожусь!
Не выдержав серьезности, я улыбнулась и ничего не сказала.
После обеда Кирилл сидел вместе с нами в гостиной и держался как ни в чем не бывало.
Мамонов взял с него честное слово, что тот не попытается бежать. Ромодановский его дал, и это нашего исправника успокоило. Я бы, между прочим, так уж ему не доверяла. Ну да исправнику виднее.
Уезжал Мамонов в карете Ромодановского, которой правил мой крепостной Федор. Сделали все так, как я и предлагала. Обратно ему следовало вернуться верхом на подаренной Особенной канцелярией лошади Дуне.
Слугу Ореста так связанным и повезли. По распоряжению Мамонова усадили в угол и подперли старой подушкой, чтобы на выбоинах он не падал с сиденья.
Иван Георгиевич обещал сделать все для того, чтобы помочь мне с документами.
– Ваша крепостная может подождать, – заявил он, когда я стала доказывать необходимость дать Эмилии вольную поскорее. – Небось больше ждала.
Когда же он узнал, что необходимо именовать ее совсем не так, как прописано в метрике и церковной книге, то и вовсе перестал мне сочувствовать. Вместо Эмилия Гучкова ее следует именовать Эмилия де Бренвилье?
– Боюсь, ваше сиятельство, это будет сложно. Пусть лучше соглашается на Гучкову, – благодушно посоветовал он. – Кто же даст бывшей крепостной документ на такую благородную приставку? Это ж надо и свидетелей опросить, и решение, мягко говоря, странное принять. А у нас такого случая отродясь не бывало. Значит, придется императору писать. Ох, княжна, я вам этого не советую. В противном случае не один месяц, а то и год пройдет, прежде вы на руки такое решение получите. Лучше уж потом она сама, будучи вольной, выхлопочет себе родовое имя...
Я обещала подумать. А главное, узнать, как посмотрит на это Эмилия. Вот только останусь одна, призову Исидора и сестру к себе. Сядем мы втроем и будем думу думать.
– Вашему старосте я отдал документы для священника, который станет отпевать усопших, – сказал мне Мамонов, а я даже и не вспомнила о том, что наших покойников придется хоронить. – Думаю, никаких препятствий к захоронению не будет.
Он поцеловал мне руку и сел в карету. Я долго махала ему вслед, а Джим и Зимин с двух сторон бросились подавать мне руку, когда я поднималась по лестнице в дом.
На ужине мы разместились за столом втроем, и мне было даже странно, что нас так мало осталось.
Егоровна без труда обслужила нас, но с утра я намеревалась все же устроить смотр моим крепостным, чтобы выбрать из них девушек для того, чтобы одна из них стала моей горничной, а другая – подавала на стол и в остальное время помогала Эмилии на кухне. Мальчик-поваренок тоже при ней оставался, ведь моя сестра не всегда будет при кастрюлях. А при чем она будет? Вряд ли теперь она все так же будет стремиться во Францию вместе с Исидором.
Но это потом. Мои хозяйственные проблемы ясны и понятны, но меня все время не покидало ощущение того, что история с появлением мужчин в моем доме так и осталась незаконченной. Почему Веллингтон не уехал вместе с исправником? Для чего-то же он остался в имении, и я убеждала себя, что не ради моих красивых глаз. Как, впрочем, и Зимин.
Ладно, хотят они делать свои дела, пусть их. Уж я не обеднею, если покормлю мужчин денек-другой. Тем более что мои гости, включая Кирилла, свой хлеб отработали. Кирилл отыскал пять тысяч, которые не успел отправить в Петербург покойный управляющий Фридрих Иванович. А поручик Зимин передал мне аж десять тысяч, найденные в багаже Хелен Уэлшмир. Джим подарил лошадь, и именно на его жеребце уехал в Петербург мой крепостной Сашка.
В общем, зря я обвиняла их в бездействии. Если разобраться, то они сделали для меня очень много. Со дня на день и двое оставшихся гостей уедут, и вся история, случившаяся в имении Дедово, будет вспоминаться лишь как странное приключение...
Исидор появлялся ненадолго. На минутку отводил меня в сторону и вполголоса рассказывал, как обстоят дела с хозяйственными книгами, которые, теперь мне было непонятно почему, так старательно изучал Ромодановский.
– Его интересовало все, что касается доходности вашего имения, – ответил как-то на мой вопрос Исидор. – Ваш лес. Ваши пахотные земли. Все сидел, прикидывал, какой доход можно получить от Дедова. Я нашел его расчеты.
– Лес? – изумилась я. – А что, можно получить и от него какую-то прибыль?
– О, лес дорогого стоит, – отвечал Исидор. – Я читал, что ваш дедушка увлекался поддержанием его в особом порядке. В свое время у вас даже был приглашенный из Германии лесничий, который не позволял рубить деревья абы как, а со смыслом. Так, чтобы древесину можно было продавать.
– Но я не собиралась продавать древесину, – продолжала настаивать я, – разве что в самом крайнем случае.
Исидор пожал плечами:
– Кто знает, что за планы ваш родственник настроил. Может, поначалу уморить вас, а потом уже доказывать свое с вами родство.
Я вздрогнула и с подозрением посмотрела на Исидора: нарочно меня пугает, что ли?
Непонятно как оказавшийся поблизости Веллингтон влез в наш разговор.
– Тем не менее визит его к вам оказался не случаен. Какие-то планы и в самом деле у него имелись.
Исидор не стал ждать, пока Джим разовьет свои предположения, и с поклоном удалился.
– Послушайте, Джим, но судя по всему, Кирилл достаточно богат. Если у него осталось содержимое шестнадцати обозов с награбленным добром... Наверное, что-то он вывез из Индии. Или вы думаете, это первое его мошенничество?.. Джим, почему вы молчите?!
Нет, это и в самом деле просто безобразие. Посреди разговора углубляться в какие-то свои мысли, ничего мне не объясняя!
– Пожалуйста, извините меня! – спохватился он и тут же, не сказав больше ни слова, пошел прочь.
И этот ведет себя так же, как недавно Зимин!
– Куда это вы отправились?
– Пойду отыщу Владимира и выясню у него кое-что. Если мои предположения верны, мы вместе с ним сможем составить полную картину произошедшего в вашем имении и ответить на все ваши вопросы.
Исидор приказал плотникам срубить четыре гроба и обещал послать за священником. Как бы я ни боялась покойников, а не поучаствовать в похоронах было грешно.
Я разрешила Егоровне взять все, что она найдет нужным, чтобы снарядить в последний путь моих крепостных и англичанку Хелен Уэлшмир, и с утра, как мы договорились, похороним всех четверых на местном кладбище, находящемся в полуверсте от моего имения.
После ужина мы еще некоторое время сидели в гостиной и молчали. У меня на языке вертелась уйма вопросов, но, глядя на задумчивые, отрешенные лица мужчин, я тоже предпочла отложить свои вопросы на другое время. И лишь изредка взглядывала на Зимина и Веллингтона, когда отрывалась от чтения французского романа, взятого мной в библиотеке.
– Джим, вы ничего не хотите мне сказать? – на всякий случай спросила я.
Он взглянул на молчавшего Зимина и пожал плечами:
– Давайте поговорим завтра, после похорон?
– Хорошо, – сдержанно согласилась я и собралась покинуть это мрачное общество.
Накануне я заглянула в кухню, где Эмилия вроде равнодушно сказала:
– Теперь, наверное, ваше сиятельство, мне не обязательно спать в вашей комнате. Преступники пойманы, и вам больше ничего не угрожает.
– Тебе неинтересно общаться со мной?
– А вам?
– Тебе, – поправила я.
– Хорошо, тебе не прискучило возиться со своей крепостной и кухаркой?