— Он и о вас часто говорил, — галантно ответил Старбак, хотя это была неправда, на самом деле Адам редко рассказывал о сестре, и без особой любви.
— Вы меня удивили. Адам обычно тратит много времени на исследование собственного «я» и едва ли замечает существование других людей, — Анна, обнаружив более логический склад ума, чем ожидал Старбак, тем не менее покраснела, как будто извиняясь за свое явно резкое суждение. — Мой брат по сути настоящий Фалконер, — объяснила она. — Он не очень практичен.
— Но ведь ваш отец практичен, уверен в этом.
— Он мечтатель, — заявила Анна, — романтик. Верит, что всё сбудется, если не терять надежды.
— Но, конечно, этот дом был построен не одними надеждами? — Старбак помахал в сторону роскошного фасада Семи Источников.
— Вам нравится дом? — похоже, Анна удивилась. — Мы с мамой пытаемся убедить отца снести его и построить что-нибудь побольше. Может, в итальянском стиле, с колоннами и куполом? Мне бы хотелось, чтобы у нас был храм на холме посреди сада. Что-нибудь, окруженное цветами и очень большое.
— Мне кажется, дом и так прекрасен, — сказал Старбак.
Анна выразила свое несогласие со Старбаком гримасой.
— Его построил наш прапрадедушка Адам, по крайней мере, большую его часть. Он был очень практичен, но потом его сын женился на француженке, разбавив кровь семьи чем-то эфемерным. Так говорит мама. А она не слишком здорова, эта кровь не может ей помочь.
— Адам не кажется эфемерным.
— О, но ведь он именно такой, — заявила Анна, а потом улыбнулась Старбаку. — Мне так нравится речь северян. Она гораздо быстрее нашего сельского говора. Вы позволите мне вас нарисовать? Я не такой хороший художник, как Итан, но усиленно работаю над этим. Вы можете сесть на берегу реки Фалконер и принять меланхоличный вид, как изгнанник у вод Вавилона.
— Вы хотели бы, чтобы я подвесил свою арфу в ивах? [2] — неуклюже пошутил Старбак.
Анна высвободила свою руку и восхищенно захлопала.
— Вы составите превосходную компанию. Все остальные так скучны. Адам изображает праведника на Севере, отец увлечен своими солдатами, а мама проводит весь день, обложившись льдом.
— Льдом?
— Уэнхемским льдом, из вашего родного штата Массачусетс. Полагаю, если начнется война, то больше не будет никакого уэнхемского льда, так что нам придется удовольствоваться продуктом местного производства. Но доктор Дэнсон говорит, лед может излечить мамину невралгию. Способ лечения льдом пришел к нам из Европы, так что должен быть хорош.
Старбак никогда не слышал о невралгии и не хотел расспрашивать, боясь, что она может оказаться одним их тех непонятных женских заболеваний, которые невозможно описать и которыми так часто страдали его мать и сестра, но Анна сама объяснила, что это один из современных недугов и заключается он в том, что она назвала «болями в лицевой части головы».
Старбак пробормотал слова утешения.
— Но отец говорит, она это выдумала ему назло, — продолжала Анна своим робким и слабым голоском.
— Уверен, это неправда, — сказал Старбак.
— А я думаю, вполне может быть правдой, — произнесла Анна очень грустно. — Иногда я гадаю, неужели мужчинам и женщинам вечно суждено друг друга раздражать?
— Не знаю.
— Не очень-то ободряющая беседа, да? — спросила Анна скорее от безысходности и тоном, который предполагал, что все ее разговоры подобным же образом затягивает в трясину меланхолии.
Казалось, она с каждой секундой всё глубже погружается в отчаяние, и Старбак вспоминал злобные рассказы Бельведера Дилейни о том, что его сводный брат терпеть не мог эту девушку, и насколько Ридли нуждался в ее приданом.
Старбак надеялся, что эти истории были лишь злобными сплетнями, иначе до чего же жестоким должен быть мир, чтобы мучать такую робкую и не от мира сего девушку, как Анна Фалконер.
— Отец и правда сказал, что эти нижние юбки для меня? — внезапно спросила она.
— Так сказал ваш дядя.
— А, Дятел, — отозвалась Анна, как будто это всё объясняло.
— Этот заказ выглядел очень странно, — галантно произнес Старбак.
— Теперь так много всего странного, — безнадежно заявила Анна, — и я не смею просить у отца объяснений. Он будет не в духе, вот увидите.
— Да?
— Это все вина бедняги Итана. Понимаете, он не смог найти Траслоу, а отец вбил себе в голову, что ему нужен Траслоу. Вы слышали о Траслоу?
— Ваш дядя говорил мне о нем, да. Как будто это довольно грозный человек.
2
Ива символизирует печаль, скорбь; в псалме 136 в знак траура израильтяне говорят: «На ивах посреди его повесили мы наши арфы»; плакучая ива, символизирующая горе и смерть, присутствует на картинах, изображающих распятие.