- Почему?
Стакр фыркнул.
- Ну а с чего они должны Дворцу должны помогать? Они наоборот, шутят. Знаешь, как ржали с каждого трупа во дворце.
Он пожал плечами.
- Люди бывают жестокие, да.
- Неужели во Дворце об этом не знали?
- Да откуда они знают. Они же сюда не ходят. Они слышат - кошки, а что, почему, им неинтересно. Они вообще ничего не знают о жизни. Ни о жизни, ни о чем. Тем более о цветах и кошках.
- Спасибо тебе, Стакр. Ты не представляешь, как меня выручил. Хотя... не верится что-то...
Я вдруг засомневался, что рецепт спасения может быть так прост.
Он увидел мое сомнение на моем лице.
- Даже не думай, Марик! Это точно, как дважды два. Иди и быстро оборви их все.
Мне стало так грустно, что показалось, что я сейчас умру.
- Стакр, вот бы раньше нам кто-нибудь это сказал. До того, как они умерли.
Его лицо стало жестким.
- Их уже не вернешь, Марик. Все мы когда-нибудь умрем. Они умерли достойно. Ты оборвешь цветы, и кошки перестанут сюда ходить. И эбары отпустят вас домой.
Он помолчал и добавил:
- А через две недели цветы вырастут снова. Но вас уже здесь не будет. Я мыслю, об этом можно рассказать. Пусть все знают. Ты расскажешь, и все об этом будут знать. И пусть сами мучаются со своими цветами.
- Спасибо тебе, Стакр.
Подумав, я достал из кармана открытку, на которую смотрел каждый раз перед сном.
Мой дом, а на пороге - отец, мать, и живые еще братья.
- Прими подарок на память. Это...
Некстати возникший ком в горле помешал договорить.
Его лицо вновь просветлело и засияло той самой доброй морщинистой улыбкой, с которой я привык его видеть.
- Это с твоего Курутса-то? Ох спасибо. Повешу его над нашей кроватью.
Стараясь оставаться незамеченным, я оборвал все цветы в саду. На это ушло два вечера, на третий я заканчивал оставшееся. Все это время количество вечерних звуков стремительно сокращалось.
Эбарцы заподозрили что-то и начали следить за мной, но было поздно - я делал вид, что прогуливаюсь, и обрывал последние бутоны не глядя.
Естественно, на третий день в Саду ночью раздавался только гул мегасверчков. Я видел кошек, но они беспокойно рыскали по Саду молча, принюхиваясь.
На фоне этой тишины начало казаться, что мегасверчки стали орать еще громче. Я с напряжением ждал момента, когда нам предложат их тоже прогнать. Слава Богу, в контракте этого не было. Видимо, к этому звуку Принцесса привыкла.
- Марк! - Бетти вдруг села на кровати.
Я сделал вид, что не слышал.
- Прости. Ботаник!
- Чего?
- Ты теперь Акрос - Срывающий цветы!
Я хотел возразить, но задумался. Ботаник. Акрос. Срывающий цветы.
Конечно, Акрос круче.
- Тебе подходит! Круто!
- Ладно. Акрос.
- Это же круто! - чуть не взвизгнула она и подсела поближе, но я напрягся, и она приуныла.
Ко мне шел Мажордом. А следом Советник.
Я напрягся. Собрались вести на казнь? Но кошки вроде поумолкли? Точнее, они же, твари проклятые, заткнулись совсем, и теперь каждую ночь в Саду адская, гнетущая тишина?
Ну, не считая сверчков, к которым я уже настолько привык, что не слышал их.
- Что сделал ты? - резко спросил Сановник.
- О чем меня спросить изволит
Высокий чин, с небес Олимпа сшедший... - попытался я уточнить.
- Как ты заставил замолчат кошек? - рявкнул Советник, игнорируя рифму.
Видимо, наверху местного Олимпа стихи тоже не употреблялись.
Я долго не отвечал, одновременно подбирая объяснение позаковыристей и вместо рифмы пользуясь импровизированным белым стихом.
- Когда в лицо я смерти зрел, мне ведом стал закон животной стаи, и лабиринты танцев чудовищ диких в чаще дальней. Мне слышен стал растущей шум травы, и горных ангелов полет, движенье рыб морских, что в толще вод влекут свой век печальный.
Мажордом и Советник посмотрели друг на друга.
- Проследи за этим, - наконец сказал Советник и ушел.
- Мой дядя-герцог рыбу ловит в море,
С кажи -ка мне, где косяки велиров
Найти он может сетью беспременно.
Тебе за то я дам цехинов звонких, - весело подмигнул Мажордом.
Я растерялся, но милосердный Господь подсказал мне правильный ответ.
- Увы, на это нет веленья свыше.
Могу я знать
лишь то
, что
в той бумажке,
К
оторую считали
мы
контрактом,
В то время как игрой она была лишь
Преглупых обезьян, в лесу живущих .
Мажордом скис так, словно я наложил ему в карман.
Накося, выкуси.
Впрочем, обман вскоре вскрылся. Когда Принцесса во время своей очередной прогулки не увидела своих любимых чау-какау, как они там, вокруг своих "прудиков-слез", как она их называла.
Вызванный на место происшествия Садовник прямо указал на меня. Меня вызвали к Принцессе.
Рядом уже стояли возмущенный Мажордом, Садовник и гвардия.
- Как ты посмел, отчаянный контрактник
Цвет ков благих сничтожить ожерель я ,
Красиво пруды-слезы обрамлявших,
Что насадил Садовник по приказу
Принцессы
,
той, которой ты служить обязан?
Мне было уже все равно.
- Цветы привлекали кошек. Нам сказали прогнать кошек. Не убивая их. Я оборвал цветы. Кошки ушли. Проблема решена. Про цветы в контракте ничего не было сказано. Ах да, забыл, вы же говорите, контракт - это ничто. Ну, вы сами ничего про цветы не говорили.
Они молчали, ожидая рифмы.
А я ее терзать не собирался.
Поэтому молчал и я, с насмешкой
В лицо взирая лицемерам мерзким.
- Я не буду говорить с вами стихами. Я с другой планеты. Мне пофиг все это. Вы меня понимаете, я это знаю. Контракт исполнен. Расплачивайтесь.
Махнув рукой с оскорбленным видом, Мажордом молча дал мне понять, что аудиенция окончена.
Бетти выздоровела и ходила по пустому саду, поправляясь. Теперь она была не прочь оказать мне внимание, но я пришел в себя и решил продолжить обижаться на нее из-за Фокусника-Клоуна, которому она дала один раз спьяну поцеловать себя.
Глупец. Юный спесивый глупец. Не раз еще ты себя накажешь этими выдуманными принципами - сам себя, как истинный недоумок.
Пришел день исполнения контракта. Все это время я продолжал тихонько обрывать цветы, играя с Садовником в прятки, кошки-мышки и казаки-разбойники.
За победу нам дали статус "человека", ожидая, что презренные недочеловеки-наемники обрадуются этому, как голодный младенец сочащейся материнской сиське.
И к нему - полновесные две тысячи серебряных цехинов на каждого. И машинное - так у них это называется - продление контракта.
Но не успел я даже открыть рот, как Акрос во мне заявил, что, раз уж он теперь человек, он расторгает договор.
Бетти оставалось только молча кивнуть.
Глаза Принцессы были полны слез оскорбления и обиды. Но в сердце моем лишь гулко стучал обратный отсчет на рейс, улетающий с этой планеты.