- Ладно, потом разберемся. Летягин, заготовь факелы, разбей людей по двое, сам один будешь действовать. Каждой паре - по активисту и тебе один. Одна группа пусть осмотрит место боя и все кругом на сто метров. Остальные идут по домам и расспрашивают всех подряд. Тело Цыганкова никто не видел, а атаман его с собой вряд ли забрал.
- Все дома обходить?
- Все.
- До утра не управимся, Даниил, да и люди устали.
- Искать, я сказал, - зыркнул глазами Ларионов. - У нас время только до утра и есть, а там Бурнаш опять заявиться может. Забыл, что засада ускакала?
- Есть, - козырнул Летягин. - Семен, Клим и ты, как звать?
- Федот, - сказал активист, хлюпая носом.
- И Федот - первая группа...
Данька отвел секретаря-бухгалтера в сторону.
- Мы, Василий Кузьмич, отдельно пойдем. Ты, я вижу, человек положительный и местное население хорошо знаешь?
- А то как же.
- Задача такая: не во все дома стучаться, а только в те, где советской власти сочувствующие имеются: бедняки, красноармейцы бывшие. Понятно?
- Понятно, - кивнул Василий Кузьмич, - я, выходит, - четвертый станичный активист.
- Ну а кто ж еще? - усмехнулся Данька.
Летягин не терял времени: три человека с факелами из соломы уже обшаривали место боя, остальные растворились во тьме. Мстители зашагали следом за стариком.
- Вот тут, пожалуй, - сказал он и стукнул в дверь своей палкой.
- Кто это ночью балует? - раздался женский голос.
- Отпирай, Анисья, это Кузьмич.
- Чего надо?
- Дело у меня срочное.
Наконец брякнула дверная щеколда. Данька первым вошел в коридор, почувствовал слабый запах спирта и отстранил тетку.
- Ой, кто это?
- Свои, не боись, - успокоил Василий Кузьмич.
Данька распахнул дверь в комнату и замер на пороге, словно ослепленный светом простой керосиновой лампы.
- Яшенька! - Ксанка оттолкнула брата и бросилась к кровати, на которой лежал весь в тряпичных бинтах, бледный, с запавшими глазами, но живой Яков Цыганков.
Сиделка, бывшая около больного, повернула к вошедшим голову.
Отбросив последнее сомнение, Данька шагнул вперед:
- Настенька!..
Девушка привстала со скамьи, не веря своим глазам.
- Так я пойду, дам отбой, - предложил Василий Кузьмич и, чувствуя себя лишним, выскользнул из комнаты.
6
Переводчика господину Эйдорфу все-таки отыскали, и Валерий слушал первую лекцию, сидя вместе с остальными студентами курса. Но самое главное, что ближе всех, рядом с ним, была Юля. После лекции к Мещерякову подошел профессор.
- Рад вас видеть, мой молодой друг, - сказал немец, пожимая руку.
- Здравствуйте, - ответил Валерка по-немецки. - Познакомьтесь, герр Эйдорф, это Юля.
- Очень приятно.
- Я рада, - сказала девушка, не совсем уверенная, правильно ли она говорит.
- У вас отличное произношение, - галантно сказал профессор, заметив ее смущение.
- Он хвалит твое произношение.
- Спасибо.
- Если ваша знакомая не против, то я хотел бы пригласить вас ко мне в гости. - Герр Эйдорф достал бумажку и обратился к Юле. - "Приглашайт гости", а?
- С удовольствием, - рассмеялась девушка.
- Вы видите, Валерий! - обрадовался профессор. - Она меня поняла!
- Поздравляю с первым успехом, - сказал Мещеряков. - Юля тоже хочет изучать немецкий язык.
- Вот и отлично, едем.
- Хорошо, - согласился Валерка, - но сначала мне нужно позвонить.
Благосклонность декана распространялась и на использование служебного телефона. Мещеряков зашел в деканат и позвонил Даньке. Потом Ксанке. Их телефоны по-прежнему не отвечали. Дежурный также не мог сказать ничего нового.
- Сами ждем, обещали сегодня вернуться.
Валера немного беспокоился. Вчера, когда он вернулся в общежитие, ему передали просьбу друзей позвонить, но в губчека работал только телефон дежурного. Ему сообщили, что сначала Цыганков, а потом Ларионовы, взяв дежурный наряд, отправились в станицу Медянку. Яков должен был уже вернуться, но раз к нему поехали Данька и Ксанка, то это не важно. Начальника отдела по борьбе с бандитизмом и его товарищей ждали только к вечеру, поэтому паниковать было рано. Валера отбросил тревогу и присоединился к Юле и Эйдорфу.
В гостинице профессор заказал в номер чай, с пожатием плеч заметив, что кофе тут не бывает.
- Будет. Года три назад и чая не было, - заметил Валерка.
- Что вы говорите? - удивился герр Эйдорф. - В такой богатой стране... Извините за беспорядок, здесь у меня временное жилье. Я ищу себе квартиру, ведь мой контракт заключен на полгода.
Валера старался переводить Юле все, что она не успевала понять.
- Вы собираетесь продлить контракт, герр Эйдорф?
- Пока не знаю, - ответил профессор, - мне кажется, что профессиональная тема слишком серьезна и сложна для первого занятия. Предлагаю поговорить на семейную тему, хорошо?
- Давайте, - согласились гости. Горничная принесла три стакана чая и столько же булочек.
- Раз тема семейная, то прошу вас в неофициальной обстановке называть меня Генрих, - затем профессор открыл один из нераспакованных чемоданов и достал оттуда толстый альбом.
- Это мой семейный альбом, - медленно начал рассказывать Эйдорф. - Мы, немцы, очень сентиментальный народ и любим рассматривать семейные фотографии. А вы?
- Мы любим смотреть семейные фотографии, - чуть запинаясь, сказала Юля.
- Отлично. А вы, Валерий?
- Не слишком часто, Генрих.
- Ваше предложение короче, но сложнее по конструкции, - заметил профессор и продолжил, перелистывая альбом. - Это университет в Берлине, где я учился. Это мой дом в Кельне. Вот моя жена Марта, это мой сын Альберт, я его очень люблю...
Юля рассматривала фотографии, а Валерка больше обращал внимания на разговор. Его скорее волновало произношение, чем простой словарный запас.
- А почему нет фотографий ваших родителей? - спросила Юля.
- Feuer, - взмахнул руками Эйдорф, - огон!
- Огонь, пожар.
- Огон, - кивнул немец. - Теперь вы, Валерий, расскажите по-немецки о своей семье.
- Моя семья далеко, родители живут в Ленинграде.
- Это не важно, продолжай, - сказала Юля.
- Можете рассказать о институте, о своих друзьях. Учатся они или работают?
- Все мои друзья: Ксанка, Данька и Яшка работают в губчека.
- Что есть "губчека"?
- Губернская чрезвычайная комиссия. Эйдорф кивнул.
- Ничего не понимаю в системе ваших государственных учреждений. И чем они занимаются на работе, какие должности занимают?
- Это секрет, - сказал Валера.
- Так легко отвечать, - ехидно заметила Юля.
- Расскажите тогда, в каком они здании работают, - предложил профессор.
- Не нужно, Генрих, - твердо сказал Мещеряков.
- Это тоже секрет? - сделал большие глаза Эйдорф.
- Давайте, лучше я расскажу, - предложила Юля.
- Прошу, фройляйн Юля.
- Я выйду позвонить, - сказал Валера.
Он спустился к дежурному и снова набрал ЧК. Друзья пока не вернулись. Мещеряков поднялся в номер. Эйдорф и Юля весело щебетали на смеси немецко-русских слов, но половину словаря им все равно заменяли жесты. Валерка прихлебывал остывший чай, смотрел на Юлю и чувствовал себя гораздо лучше, чем когда прижимал к уху пустую бибикающую трубку.
Прощаясь, Генрих пропустил девушку вперед, а ее кавалера придержал за локоть.
- Извините за излишнюю навязчивость, Валерий, но у меня была причина пригласить вас сегодня в гости. Вот, посмотрите, - профессор подал Мещерякову бумагу.
Валера увидел толстого буржуя, срисованного с плаката, и подпись по-немецки печатными буквами: "Деньги или смерть".
- Значит вы, Генрих, знаете, что такое "губчека"?
Эйдорф виновато кивнул.
- Подозреваете кого-нибудь?
- Я боюсь.
- Я посоветуюсь, - сказал Валерка, - больше ничего обещать не могу. Я ведь там больше не работаю.
- Валера, ты идешь? - позвала с лестницы Юля.