Сожаление сквозило в его голосе. Александрина подошла вплотную к нему.
– Вы болван, Шарль! Вы хотите погубить эту девушку! – сказала она так тихо, что слышать мог только он.
Тот засмеялся странно безрадостным смехом, обнажив одни лишь кончики зубов.
– Я далек от такого намерения, мадам! – ответил он в светском тоне. – Кстати, через несколько минут здесь будет врач. Я снарядил за ним конюха на моей лошади.
И в самом деле, немного погодя появился врач, старый видный господин с лицом, изборожденным тысячами морщин, и проницательными, острыми глазками. Он констатировал у Амелии начинающееся воспаление легких, прописал постельный режим и пообещал на следующий день повторно посетить больную. После чего он с достоинством покинул комнату, оставив то чувство беспокойства и неуверенности, которое обычно оставляют за собой врачи.
Все еще полубесчувственная Амелия была перенесена в закрытый экипаж. Мадам Дюранси держала горячую руку девушки, взгляд ее время от времени выискивал за оконным стеклом темную рослую фигуру полковника, гарцующего на своем гнедом рысаке сбоку от кареты. Он настоял на том, что должен лично проконтролировать возвращение Амелии домой, а мадам Дюранси не особо противилась его желанию. Она перешлет больную девочку под покровительство верной Элизы, а затем, вероятно, и Шарлю надоест чертыхаться сквозь зубы и смотреть в пустоту перед собой через полуопущенные веки, и тогда он вынужден будет найти себе более содержательное занятие. В эту ночь она, Александрина, решила восстановить свои права на этого сильного, до мозга костей чувственного мужчину.
Наконец, объединенными усилиями Амелия была перенесена в постель. Перепуганная Элиза, в своем ночном колпаке и наскоро наброшенном на плечи халате похожая на взъерошенного котенка, носилась туда-сюда, стараясь как можно удобнее уложить свою несчастную госпожу. При этом ее влажно мерцающие карие глаза то и дело останавливались на полковнике. А тот, как ни казался он озабочен состоянием Амелии, не мог упустить случая утянуть хорошенькую горничную в какой-то дальний угол и припечатать припухшие девичьи губки энергичным поцелуем, чуть не задушив им бедную Элизу.
О, месье, – лепетала она, а ее милое личико расцветало пурпурным цветом. Полковник нисколько не смутился ее беспомощным протестом.
– Элиза, ты прелестна, а я слишком долго откладывал намерение возобновить свои права на обладание тобой, которые ты мне однажды – помнишь, Элиза? – столь любезно вручила, – нашептывал он, плотно прижимаясь к девушке. Элиза, у которой не было сил противостоять натиску этого статного мужчины, не стала сопротивляться или протестовать, когда его рука ловким движением нырнула под ее юбки. Она лишь коротко и сладострастно хихикнула.
– Ах, что ты только за прелесть, дитя мое, – бормотал полковник ей на ухо. – Живо, развернись и наклонись вот над этим красивым креслом. Мы с тобой на пару поиграем в одну чудесную, милую игру.
Он обхватил ее за талию и положил на спинку кресла таким образом, чтобы ее руки могли упираться в днище стула. Она послала ему через плечо влюбленный взгляд… Гладкая материя его мундира терлась об ее обнаженные ягодицы, когда он прижимался к ней, а затем она ощутила, как его могучее орудие, пылающее и горячее, начало проталкиваться в лощину ее тела. Она с трудом подавила слабый вскрик.
Элиза почувствовала резкий зуд в своих недрах. Полковник уже не первый раз овладевал ею тем или иным причудливым образом, и всякий раз она возбуждалась до умопомрачения. Вот и сейчас ее бедра начали под ним тот сумасшедший танец, который не прерывался до тех пор, пока мужчина не прижался к ней на миг изо всех сил. Его руки судорожно впились в ее плоть, и она почувствовала, как он исходит в диких, бесконечных конвульсиях. Но уже в следующую секунду он рывком оторвался от нее, развернул в своих руках и запечатлел ее раскрытые губы коротким, почти грубым поцелуем. Затем он легко шлепнул ее по ягодицам, извлек из кармана серебряный луидор и опустил его в глубокий вырез ее платья.
– Будь послушной девочкой, – наставительно сказал он, – и хорошенько присматривай за своей хозяйкой, ясно?
Элиза хихикнула и, присев в поклоне, пообещала делать для мадемуазель все, что в ее силах.
Затем она исчезла в спальне Амелии, которая по-прежнему беспокойно металась на своих подушках и, вздыхая, вновь и вновь требовала своего Эрнста.
Полковник тем временем неторопливо спускался по лестнице, чтобы увидеть мадам Дюранси. Наверняка она уже отдала указания, чтобы разместить полковника на ночь. Короткое интермеццо с Элизой привело его в хорошее расположение духа, и теперь он чувствовал себя совершенно подготовленным к долгим и страстным любовным битвам, которые не раз уже разгорались с его участием в будуаре мадам. Он обнаружил свою красавицу в салоне покоящейся на диване. Пять зажженных свечей отбрасывали с подсвечника золотые тени на ее тонко очерченное лицо, вся остальная комната была погружена во мрак. От пышного букета роз, украшавшего изящный камин, исходил дурманящий запах.