— Помилуйте, Ваше Величество, — расстроился композитор Ноплюсси. — Да где ж её взять?
— Ах, какие вы все! — возмутилась королева и села писать королю письмо, в котором пригрозила немедленно начать голодовку. Условия её были жёсткими: либо завтра её день рождения, либо её голодная смерть на следующий день.
К счастью, в ту ночь король услышал в картинной галерее какой-то подозрительный шум и нашёл там художника Нопленэра, переворачивающего свои старые картины. Далее всё известно. Под утро художник, а теперь ещё и тайный поэт, получил задание написать поэтические слова для сюиты «Лирические рассветы коноплянки» — птички, чья музыкальная одарённость никогда не считались бесспорной.
Первым делом Нопленэр отправился к композитору Ноплюсси, чтобы серьёзно с ним поговорить.
Композитора Ноплюсси он застал на сцене концертного зала, где тот в ускоренном темпе репетировал комическую оперу про двух петухов, лишённых голоса через суп. Эту оперу неделю назад заказал ему канцлер Ноплер, так что теперь композитор не ел и не спал, только бы успеть выполнить заказ. Ноплюсси чрезвычайно боялся канцлера. Он считал его чрезвычайно всесильным и всемогущим, и даже более того, существом просто высшего порядка, способного разметать всех и каждого в пух и прах одной только силой своего взгляда. Прах, конечно, можно было бы, потом подмести, а вот пух летал бы по дворцу ещё долго.
Зная, что Ноплюсси крайне возбудим, Нопленэр заранее подготовился к разговору с композитором. Он даже порепетировал, как будет убеждать его в том, что истинно гениальной музыке вообще не нужны никакие слова. На крайний случай, их всегда можно заменить более органичными выражениями чувств, типа «а-а-а», «ла-ла-ла», «ля-ля-ля», «йо-йо-йо», «кляк-кляк-кляк» или «чур-мя-чур, чёр-чёр-чёр»!
Ноплюсси, к сожалению, ничего не захотел даже слушать. Одетый в шоколадно-коричневый фрак с пёстрой манишкой на груди, с дирижёрской палочкой в руках, он нервно ходил по сцене и испуганно оглядывался на парадную дверь в конце зала, через которую Всесильный и Всемогущий однажды уже входил и мог войти ещё. Нопленэру так и не удалось заставить композитора Ноплюсси остановиться хоть на минуточку, чтобы внушить ему такую очевидную вещь, что он, Нопленэр, простой художник Нопленэр, бывший рисовальщик облаков, совершенно не способен написать никакие лирические слова. Во-первых, у него нет дара поэзии, во-вторых, он давно уже ничего не писал, а, в-третьих, на корабле нет Луны. Увы, композитор наотрез отказывался воспринимать саму логику этих простых аргументов.
Расстроенный Нопленэр вышел из концертного зала и побрёл сам не зная куда. Кажется, он хотел просто пойти подышать воздухом. В коридоре на него наскочил один из придворных. Это был толстый и расфуфыренный нопл по имени Ноплезир.
— Эй, Нопленэр, постойте! Погодите, Нопленэр! Стойте! Уф-ф! — сразу начал говорить Ноплезир. — Куда вы от меня убегаете?
— Я? — удивился Нопленэр.
— Да-да! Вы-вы! Вы слышали новый анекдот про аиста?
Аистом во дворце называли всесильного и всемогущего канцлера Ноплера, это за длину его носа и ног, и Нопленэр остановился, чтобы послушать.
— Значит, так. Аиста пригласила на свой день рождения Черепаха. Сели они за стол, стали кушать, вдруг Черепаха и говорит аисту: «Да что же вы это, сударь, всё носом-то едите?» Аист удивился и отвечает: «Позвольте сударыня, а чем же я должен есть?» А Черепаха ему: «Уж, право, не знаю, сударь, но все приличные люди знают, что есть надо ртом, а не тем, что надо ртом!» «Надо ртом?» задумался Аист. «А как же!» воскликнула Черепаха. «Вот меня куда-нибудь пригласят, так разве я буду в гостях есть носом?» Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — долго смеялся Ноплезир.
— Да-да-да, — сказал Нопленэр, извинился и побрёл дальше. Он уже слышал этот анекдот. Говорили, будто его придумал сам канцлер. А кончался анекдот так: после обеда Аист вернулся к себе домой и там изобрёл вилку, ложку, а также палочки для еды.
Глава 12. Дворник Ноплюй — раскрытие души — призрак Луны
Покидая королевский дворец, Нопленэр не знал, куда он идёт, и, увидев королевского дворника Ноплюя, задержался возле него. Дворник сидел на лавочке у ворот и о чём-то сам с собой говорил. Впрочем, все хорошо знали, о чём именно он говорил. Потому что и дворника хорошо знали все.
Вечно хмурый, мрачный, нелюдимый, ворчливый, Ноплюй ни с кем никогда по-настоящему не дружил. Он приятельствовал только с самим королём да ещё с сержантом Ноплефом, да и то лишь когда бывал в хорошем расположении духа. Всё остальное время дворник испытывал к кому-нибудь личную неприязнь. В последнее время этой чести удостоился некий тип, который якобы служил дворецким у канцлера Ноплера, в его баронском замке Канцлерогенхоф, что на самом западе страны.