Он накапал ей что-то в чай, и Ноплерия немного отпила.
— Ну, хватит, профессор, — наконец, сказала она. — Да вы сами-то так уж не волнуйтесь. Это не землетрясение.
— Нет? Не землетрясение? — удивился Ноплинг. — А откуда вы знаете? Впрочем, да. Откуда тут быть землетрясению? Наверное, мы просто перешли на четвёртую космическую скорость. Впрочем, нет. Мне казалось, мы должны были перейти ещё этой ночью, разве нет? Вчера из-за этого я нарочно лёг спать пораньше.
— Надеюсь, вы недолго ворочались? — улыбнулась Ноплерия.
— Нет-нет, я заснул, как убитый. Потому что по утрам встаю рано и...
— Постойте. Вы слышите шаги? Кажется, сюда кто-то идёт.
— Как? Разве кто-то должен прийти?
— Я слышу шаги. Простите, профессор, а зелёнка и бинт у вас, надеюсь, с собой?
— Да, разумеется. А зачем?
— Быстро доставайте!
Снаружи послышались шаги, и в беседку, прихрамывая, вошёл невысокий нопл в меховых унтах и замасленном комбинезоне. В одной руке он держал лётный шлем, к которому прицепился белый шёлковый шарф, волочившийся по земле, другая рука была прижата к груди. Это был лётчик Ноплан. Он с трудом добрался до свободного кресла и аккуратно опустился в него. Дышал он тяжело, сипло. Его грудная клетка казалась несколько приплюснутой спереди.
— О, ужас! Что это с вами, Ноплан? — обратилась к Ноплану прекрасная садовница. Сама она, впрочем, не сдвинулась с места и даже не сменила позы, а только широко распахнула свои большие прекрасные глаза. — Вы никак ушиблись, Ноплан? Как всё это ужасно. Ах! Возьмите мой платочек, Ноплан. Вытрите на губе кровь, — и она вытянула вперёд руку со своим кружевным платочком, а другой рукой в то же время приказала доктору: — Ноплинг!
Не обратив внимания на платочек, доктор сразу подошёл к лётчику, внимательно его осмотрел и установил, что у этого нопла помяты все рёбра и разбито левое колено. Пациент также имеет большую шишку на лбу, огромный синяк под глазом, разбитую губу, ободранный подбородок и свороченный набок нос. Но при этом ещё имеет наглость сидеть и не отвечать на вопросы, которые задаёт ему врач! И даже когда с ним разговаривает дама!..
Но лётчик Ноплан был слишком занят собой и поэтому ничего не замечал. Он освобождался от колючек репейника. К счастью, эти колючки не имели способности прицепляться к лётчику повсеместно, поскольку на нём был лётный комбинезон, к тому же сильно замасленный, зато отлично впивались в волосы и в ворот толстого вязаного свитера, который был надет под комбинезон. Из этого свитера Ноплан вытаскивал колючки особенно сердито, потому что они кололи ему подборок.
— Послушайте, да сидите вы смирно! — негодовал доктор Ноплинг, ловя голову лётчика, чтобы помазать её зелёнкой.
— Да уж, сидите смирно, Ноплан! — командовала из своего кресла Ноплерия. — Позвольте уж нам обработать ваши раны. Не дёргайтесь и не мешайте профессору. Он очень торопится, потому что ему уже надо на работу.
— Мне? На работу? — растерянно обернулся профессор.
— Разве нет? Ах, простите, а я и забыла, — улыбнулась садовница. — Я помнила, что вы только на минуточку заглянули сюда, чтобы быстренько пополнить запасы своих лекарственных трав. Ну, что ж, пополняйте. Сегодня я вам рекомендую репейник. Что вы там сказали, Ноплан? А ну-ка, прижгите там его хорошенько, профессор! Прижгите-ка его посильнее! Сидите тихо, Ноплан! Какой же вы всё-таки несносный. Опять ведь, наверное, помяли мою плантацию репейника и чертополоха. Вы знаете, профессор, на этом участке я давно уже ничего не сажаю. Потому что этот негодник Ноплан постоянно падает туда на своём самолёте.
— Как? — доктор обернулся к Ноплерии, держа в руках вату и зелёнку. — Вы хотите сказать...
— Да, — буркнул лётчик. — Это я упал.
— Это он упал, — подтвердила Ноплерия.
— Но… я не слышал никакого звука мотора, — удивился профессор.
— Это потому, что он у него отказал. Он у него всегда отказывает в это время, — пояснила Ноплерия.
— Мотор отказал, — буркнул лётчик, выдирая из ворота очередную колючку.
Прекрасная садовница пояснила, что с моторами такое бывает, и заодно вспомнила, что репейное масло — отличное средство для ухода за волосами, а лопух, например, прекрасно залечивает раны, если только использовать его свежим.
— Профессор, я думаю, вы должны сходить за лопухом. Только не берите, пожалуйста, старый. Срывайте молодой, нежный.
Профессор нахмурился. Ему не хотелось открывать себя от работы, особенно когда пациент был только наполовину обмазан зелёнкой, заклеен пластырем и обмотан бинтами.