Добравшись до студии Нопленэра, доктор Ноплинг тотчас уложил художника в постель, а смелого рядового отправил на королевскую кухню принести чистую ложечку и стакан кипячёной воды. (Музы, конечно, в студии художника обитали, но не настолько, чтобы поддерживать там чистоту и порядок).
Отправляясь на кухню, смелый рядовой Ноплиан не подозревал, насколько тема чистоты и порядка — особенно, порядка! — была в тот день волнующей во дворце. Дворец лихорадило. А всё потому, что неделю назад Её Величество объявила, что если и в этом году её день рождения будет отменён или перенесён на следующий год, то она начнёт голодовку. А пока объявляет бойкот. Бойкот наступающему Дню варенья!
Первым об этом узнал благородный кавалер Ноплест. Каждое утро он бесшумно вплывал в будуар королевы Ноплессы, где за чашечкой кофе рассказывал Её Величеству о самых последних или самых пикантных новостях прошедшего дня. А тех всегда было много. В отличие от всей остальной страны, жизнь во дворце Ноплдом не замирала даже ночью, и так уж получалось, что благородный кавалер Ноплест всегда был в курсе всего, что и где случилось, как всё это произошло, или чуть не произошло, или как бы всё обернулось, если бы этому ничего не помешало, или помешало не так, как на самом деле помешало, или помешало вчера, но ещё до обеда.
При этом сам кавалер был неизменно выше всяких сплетен. Для этого он был слишком благороден — настолько, что даже придворному дуэлянту Ноплецу не приходило в голову бросить ему вызов. К тому же кавалер всегда ходил с тростью с тяжёлым золотым набалдашником.
Вот и в то утро, когда придворного художника Нопленэра обнаружили спящим на лугу, благородный кавалер Ноплест, как обычно, поджидал королеву в её будуаре. Однако Ноплесса опять не вышла из своей спальни. Оттуда доносились только крики и шум. Потом выбежала горничная, вся слезах и с подносом в руках. На подносе прыгали и гремели всякие кухонные мутовки и шумовки, которые обычно используются при варке варенья. Остановив плачущую горничную и предложив ей утешиться, благородный кавалер Ноплест взял с подноса одну шумовку и внимательно её осмотрел.
«Наша капризуля продолжает чудить», подумал про себя он и не стал дожидаться выхода королевы, а решил пока прогуляться по дворцу, с выражением тайного знания и глубокой озабоченности на лице.
Есть закон. Он гласит, что в мире нет ни одного нопла, который бы при варке варенья не мечтал первым облизать ту ложку или шумовку, которой снимается сладкая розовая пенка. Данный процесс облизывания в сотню и тысячу раз вкуснее, чем поедание той же самой пенки или даже готового варенья, положенного на блюдце или на хлеб.
Королеве Ноплессе этот закон был известен с самого раннего детства. Ещё маленькой девочкой она прибегала на кухню и с замиранием сердца ждала начала ежегодного праздника Дня варенья, который открывал сезон варки варенья по всей стране.
Разумеется, в этот день всё было обставлено очень красиво. Ноплесса садилась за отдельный маленький столик, расстилала перед собой чистенькую беленькую салфеточку и ещё одну салфетку заправляла за воротник. «Ноблесс оближ», так однажды выразился старший повар, что в переводе с высокого кухонного языка значило «благородство обязывает». С тех пор так и повелось, что первую сладкую шумовку торжественно давали облизать именно этой девочке.
И только в этом году сезон варки варенья всё никак не удавалось открыть. Ягоды поспевали, перезревали и кисли, их выбрасывали, а королева Ноплесса упорно продолжала свой бойкот. Она отказывалась посетить кухню ради проведения торжественной церемонии. С ней велись переговоры.
— Нет, нет и нет! — отвечала королева. — Не будет в этом году моего дня рожденья, не будет и никакого Дня варенья!
— Но ведь это традиция, Ваше Величество!
— Не хочу знать ни про какие традиции!
— Да, но... Ваше Величество, в таком случае мы откроем сезон варки варенья без вашего участия.
— А вот и не откроете! У меня есть указ, по которому сезон варки варенья могу открывать только я!
— Не может этого быть.
— Пойдите и спросите короля!
Король долго скрёб в затылке, вспоминая, когда же он подписал такой указ, но королева быстро нашла нужную бумагу, на которой действительно стояла жирная синяя печать, и была видна размашистая подпись короля. Видимо, когда-то подписал.
Когда смелый рядовой Ноплиан, выполняя просьбу доктора Ноплинга, спустился в подвал на кухню за чистой ложечкой и стаканом кипячёной воды, повара и кондитеры уже были готовы взбунтоваться. А пока они просто объявили митинг. Речь держал старший повар, толстый пожилой нопл, чей белый фартук был белее медицинского халата доктора Ноплинга, а колпак на голове превосходил по высоте и размерам суповой бак. Старший повар стоял посреди кухни и каялся. Он горько вздыхал и прикладывал к глазам белый носовой платок размером со скатерть.