Жёлтые ноплята были менее сдержанны. Нопличек, Нопля и Ноплюсик тотчас обернулись, потом вскарабкались на свои парты и стали с весёлым интересом рассматривать незнакомца. Их глаза ликовали. Их глаза призывали говорить ещё и ещё. В ответ на этот призыв смелый рядовой слегка подался вперёд, а потом и вовсе вышел из-за парты.
— Нет, вы сами скажите, почему запрещены военнопленные, а? — обратился он сначала к учителям, которые испуганно шарахнулись от него, затем к детям, из которых принц Нопличек тотчас махнул рукой «я бы разрешил», после чего смелый рядовой настолько осмелел, что даже подошёл к канцлеру, которого был уже согласен считать хорошим знакомым — не зря они целый час протолкались в саду прекрасной Ноплерии и не зря же сейчас просидели почти целый урок.
— Вот, скажите мне, пожалуйста, — обратился смелый рядовой к канцлеру. — Вы, сразу видно, человек государственный. Вот скажите мне, как можно было запрещать военнопленных? Да это просто смешно! Они же как дети. Они же не спрашивают, когда появляются. Ну, и какой болван мог такое придумать?
В ту же секунду канцлер выскочил из-за парты и закричал:
— Стража, стража! Государственная измена! Этот человек назвал короля... он назвал его... Стража! Где стража?
Канцлер, конечно, мог и не кричать, он мог бы спокойно объяснить, что произошло небольшое недоразумение. Действительно, существует указ короля, по которому подданным королевства запрещалось где-либо прятаться, однако данный указ никогда не касался самого ноплянского языка. Всё это чистая самодеятельность директора школы, который так рьяно бросился исполнять королевский указ, что запретил и все слова, в которых также могут прятаться ноплы. Что, впрочем, никого не волновало, поскольку ничто, исходящее из школы, не подрывало основы государства. А вот чего канцлер ни в коем случае не мог допустить, так это чтобы какой-то солдат сомневался в разумности действий короля и называл его всяческими словами.
— Стража, стража! — продолжал кричать канцлер. — Этот человек назвал короля... Стража!
Стражи поблизости не оказалось. Впрочем, видя волнение канцлера, смелый рядовой и сам больше не хотел задерживаться в классе. Он вышел к доске, посмотрел на учителей, на учеников, затем посмотрел отдельно на Нопличека и подмигнул ему, а тот подмигнул в ответ, затем на Ноплюсика — тот заморгал обоими глазами, затем на Ноплю, но тот таращился, не мигая, и Ноплиан поскорее покинул класс. Почти бегом он направился в сторону первого же открытого пространства, за которым, он верил, должен иметься выход. Увы, за первым открытым пространством последовали второе и третье.
Ноплиан угодил в анфиладу каких-то комнат, вернее, залов, высоких, богато украшенных, с красивой мебелью и большими картинами по стенам. И всё это тянулось бесконечно: мебель и живопись. А сзади уже раздавались крики и топот, и тогда смелый рядовой побежал. Бежать ему было сложно, потому что паркет оказался очень скользким, и Ноплиан отчаянно взмахивал руками, боясь поскользнуться и упасть.
Но так он бежал и бежал, пока все залы не кончились, и впереди не оказалась стена. Тоже с картинами от пола до потолка, но это был тупик. А крики становились всё громче, а топот ног всё отчётливее. Ноплиан бросился к окну, но оно — на манер птичьей клетки — было забрано вертикальными прутьями.
Смелый рядовой кинулся в противоположную сторону. Там были двери. Такие же двери имелись и в каждом зале, одинаково высокие, красивые и резные, словно рамы живописных картин, только без полотен внутри. К этим самым последним дверям он ринулся почти без всякой надежды, когда внезапно одна из створок сама распахнулась перед ним.
Сильный удар! столкновение! — и выходивший из дверей нопл стремительно влетел обратно. Смелый рядовой влетел следом, захлопнул за собой дверь, нащупал в замке ключ и тотчас повернул его на все возможные обороты. В дверь тотчас начали стучать, колотить и пинать, снаружи стали доноситься громкие крики с требованием немедленно открыть, а не то! И государственному преступнику щедро пообещали скорый суд, тюрьму, каторгу, ссылку и смертную казнь.
— Не бойтесь, не бойтесь.
Государственный преступник обернулся на голос и увидел перед собой того самого нопла. Довольно странного нопла. От встречного столкновения он немного оправился, но лучше выглядеть не стал. На первый взгляд, он выглядел как бродяга. И на второй тоже. С плеч его свисали какие-то тонкие полупрозрачные лохмотья, а на голове было накручено нечто, что ещё век назад перестало быть тюрбаном. Или чалмой. Встретить такого нопла ночью — и можно было смело решить, что это привидение. Какое-нибудь восточное привидение. Правда, нельзя было не отметить, что привидение имело статную фигуру, прямую осанку, приятный голос, а также деликатность в манерах. Этот нопл и поздоровался первым.