Словно откуда-то издалека до нее донесся голос Камерона:
– Я думаю, что могу подождать с ее показаниями до понедельника.
Джорджетт открыла глаза.
– До понедельника? – пролепетала она.
В этот момент Уильям разжал тиски, но оказалось, что ноги ее не держат, так что ей пришлось ухватиться за него, чтобы не упасть.
– Да, – раздалось у нее над ухом. – Нам понадобятся ваши показания, чтобы упрятать его в тюрьму на всю жизнь. – Уильям понизил голос до шепота: – И спасибо за то, что пытались спасти моего брата. Я думаю, вы с ним отлично поладите.
Джорджетт медленно выпрямилась и обвела взглядом всех присутствующих. Мужчины же смотрели на нее с выражением замешательства на лицах.
Тут Джеймс взял что-то со стола у кровати и торжественно, словно драгоценный дар, протянул ей. Джорджетт едва не подавилась истерическим смехом, когда увидела, что именно он ей вручил.
Ее корсет! Джеймс вернул ей корсет! Да-да, тот самый!
Внезапно послышались шаги, а потом наступила тишина. Все разошлись, и остались только они вдвоем – она и Джеймс Маккензи. И он смотрел на нее как-то странно, смотрел так, словно не мог решить, то ли она опасная душевнобольная, от которой следовало держаться подальше, то ли – любовь всей его жизни, которую надлежало хранить и беречь как зеницу ока и никуда от себя не отпускать.
То есть все вернулось к тому, с чего начиналось.
Джорджетт стояла перед ним, вцепившись в корсет – словно его хотели вырвать у нее из рук, – и каждый разделявший их шаг был длиной в милю. Она сейчас походила на разгневанную фею: лицо – в ореоле растрепанных волос, а глаза – темно-серые озера, над которыми клубился туман.
– Почему? – спросила она.
– Что почему? – Джеймс сделал решительный шаг ей навстречу. Он не мог понять, что означало выражение ее лица. А впрочем… Что ж, теперь-то она знала, какой он на самом деле. Она увидела самое худшее, что было в нем. Он утратил контроль над собой и своими кулаками. И сделал это в ее присутствии.
Она судорожно сглотнула и спросила:
– Почему вы не поверили Рандольфу?
Почему он не поверил Рандольфу? Джеймс этого не знал. Но он точно знал, что Бартон – негодяй и лжец.
– Его заявление не было подкреплено уликами, – ответил он наконец.
– Но ведь нет и свидетельств, которые бы подтверждали ложность его заявления, – возразила Джорджетт.
Джеймс пристально посмотрел на нее.
– На самом деле есть, – сообщил он с улыбкой, так как все решил к тому моменту, когда сказал, что любит ее. – Ты оставила весьма отчетливый отпечаток кочерги на его физиономии. Браво, Джорджетт.
Она сделала неуверенный шаг ему навстречу.
– Но ты ведь сказал, что не доверяешь мне. – Джорджетт замерла.
«А может, она меня боится?» – подумал Джеймс. Но были ли у нее основания его бояться? Нет, пожалуй. Никогда он даже и помыслить не мог о том, чтобы ударить женщину. Более того, ему никогда не приходило на ум ударить того, кто этого не заслуживал.
Джорджетт нервно кусала губы. На платье ее от воды остались темные пятна. И Джеймс, гдядя на них, размышлял над тем, как и где она так намокла. Внезапно он осознал: ведь Джорджетт ударила своего кузена! Вернее – попыталась это сделать. Хотела ударить его кувшином с водой. Ради него, Джеймса!
Он стоял и смотрел на нее во все глаза, думая о том, какая из них получится феерическая пара. Наконец, собравшись с духом, сделал сразу два шага ей навстречу. Теперь он мог дотянуться до нее, если протянет руку. Она видела его с самой худшей стороны, но все еще была здесь.
– Я решил поверить в нас, – с ударением на последнем слове сказал Джеймс и тут же почувствовал необычайную легкость. Как приятно говорить правду! – Да, ты права, никаких доказательств и свидетельств у меня нет, зато есть интуиция. И интуиция мне подсказывает, что мы с тобой созданы друг для друга.
От удивления у нее открылся рот.
– Нельзя полностью доверять интуиции. Ведь твоя интуиция подсказывала тебе, что я воровка, не так ли?
– Да, это риск, – кивнул Джеймс с усмешкой. – Но риск, на который я иду сознательно.
Джорджетт сделала глубокий вдох, и глаза у нее стали огромными. А в следующий миг она уже была в его объятиях. Корсет выпал из рук и с громким стуком ударился об пол. Джеймс помнил, что точно такой же звук слышал ночью, после того как она с мучительно-сладостной медлительностью расшнуровала и сбросила корсет.
На ней тогда было слишком много одежды. Об этом ему тоже сообщила интуиция – или уже инстинкт?
Джеймс взял ее лицо в ладони и, почувствовав влагу у нее на щеках, стал покрывать ее лицо поцелуями, стараясь осушить слезы. Он поцеловал сначала один глаз, потом другой. Затем провел языком по длинным светлым ресницам и спросил: