«Все люди совершают глупые ошибки, и Джеймс не исключение», – подумала Джорджетт, разминая ноги и оценивая свои силы. Она сегодня уже прошла пешком несколько миль, когда бродила по улицам Морега, пытаясь отыскать своего таинственного мужа. А сейчас ей предстояло преодолеть всего милю до дома Рандольфа, чтобы добраться до сундучка, где лежала еще одна пара ботинок. После чего – четыре мили до города. Судя по всему, до наступления темноты оставалось примерно полчаса, а может, и того меньше. Еще сегодня утром Джорджетт сомневалась, что ей будет по силам одолеть такое огромное расстояние.
Как же приятно осознавать, что она вполне может пройти пешком пять миль! Более того, с радостью сделает это. И трудности ее не пугали.
Когда Джорджетт наконец добрела до коттеджа кузена, уже почти стемнело. Чулки, разумеется, порвались, и ноги были все в порезах и ссадинах, а подол платья – в грязи и местами порван. Но она все-таки дошла! Причем этот трудный переход имел по крайней мере один положительный результат: он остудил ее гнев, и теперь она испытывала лишь мрачное удовлетворение и гордость. Можно представить, как разозлится Джеймс, когда обнаружит ее исчезновение! Жаль, что она этого не увидит.
Но тут здравый смысл заявил о себе: подал голос откуда-то из закоулков сознания, где все это время скрывался, – и напомнил ей, что путешествие все же имело некоторые элементы опасности. Ведь никто не знал, где ее искать. Она была одна, без оружия, к тому же находилась в доме, где жил сумасшедший. Опыт нескольких дней совместного с Рандольфом проживания подсказывал, что слуги сейчас в доме нет, скорее всего, он уже ушел домой.
Джорджетт долго смотрела на дверь, не решаясь подойти. В окнах света не было, что являлось добрым знаком, но она все же приблизилась к двери с величайшей осторожностью. И готова была к бегству, если бы обстоятельства того потребовали.
Она явно недооценивала Рандольфа, да и себя – тоже. Но теперь с этим покончено. Ведь она давно уже не девочка.
Войдя в дом, Джорджетт остановилась в прихожей и прислушалась. Полная тишина. Только песня сверчка доносилась из какого-то дальнего угла и еще – звук, похожий на тихий стон, как будто ветер гудел на темном чердаке.
Джорджетт ощупью поднялась наверх, в свою комнату, и зажгла лампу на ночном столике. Свисавшие с потолочных балок пучки сухой травы отбрасывали зловещие тени на стены и пол. Одежда, в которой она вернулась сюда утром, так и валялась на полу, там, где Элси ее бросила. Ванна с водой стояла в углу, а под ней виднелась лужа на почерневшем от влаги полу. «Не забыть бы сказать Элси, что хорошая камеристка никогда не оставила бы комнату в таком беспорядке», – мысленно напомнила себе Джорджетт.
И тут же другая мысль кольнула ее, оставив неприятный осадок. Ведь утренний отъезд в Лондон избавит ее от необходимости отчитывать Элси, и благое дело – превращение подавальщицы из трактира в приличную горничную – так и останется незавершенным. Джорджетт стало стыдно. Возможно, по приезде в Лондон она могла бы написать леди Килмарти и попросить ее взять к себе на службу новую горничную. Разумеется, принимая во внимание недвусмысленный интерес Элси к младшему сыну графини, придется предварить свою просьбу соответствующим предупреждением.
Джорджетт не понадобилось много времени, чтобы извлечь из сундука ботинки, надеть и зашнуровать их. Задерживаться здесь не имело смысла, и она вышла из спальни, затем, со свечой в руке, стала спускаться, прижимаясь к стене и напряженно прислушиваясь. Увы, как Джорджетт ни старалась гнать дурные мысли прочь, они все равно лезли в голову. Ведь не только Элси она оставит неустроенной, когда утром сядет в почтовый дилижанс. Еще оставался мистер Макрори, обещавший приютить котенка, а также гостеприимная и улыбчивая леди Килмарти с ее надеждами на то, что из нее, Джорджетт, может получиться та самая жена, которая нужна ее сыну.
И, разумеется, сам Джеймс. А она покидала его – покидала трусливо. Улизнула в ночи, предоставив ему одному сражаться с ее демонами. В самом деле, ей должно быть стыдно. Право, ей следовало вернуться в Килмарти-касл.
Джорджетт невольно улыбнулась, представив, как торжественно прошествует к парадной двери графского дома и ударит по ней дверным молотком. Вот это будет сюрприз для сурового и беспощадного Уильяма!
Когда Джорджетт спустилась в прихожую, стоны ветра зазвучали громче. Правда, стоны эти доносились вовсе не с чердака, а из-за двери в кабинет Рандольфа. И тут же явилась еще одна непрошеная мысль, причем ужасно неприятная: «А что, если Элси вернулась и Рандольф что-нибудь с ней сделал?»