И тут земля вздрогнула! Стоявшие на ногах люди почувствовали, что твердь ходит ходуном и стали хвататься друг за друга, чтобы не упасть. Между тем, холм, о который разбился кувшин, шевельнулся и стал подниматься, превращаясь на глазах изумлённых людей в гигантскую мёртвую голову!..
Только Огнеплюй остался стоять в той же позе, в какой швырнул кувшин. Между тем, над поверхностью земли поднялась шея, плечи и руки мёртвого гиганта, после чего движение остановилось. Руки его, согнутые в локтях, легли на землю, как на стол. Лицо, лишённое глаз, губ и носа, но сохранившее тёмную высохшую кожу, обратилось к замершему перед ним человеку, и уставилось на него пустыми глазницами.
– Что ты хочешь? – спросил мёртвый гигант, не двигая челюстями.
– Я хочу найти Они, свою внучку… племянницу… В общем, девушку по имени Они, – проговорил Огнеплюй, глядя в лицо кошмарному созданию.
– Это ты уже сделал, и сделаешь ещё раз, – произнёс мертвец, не меняя интонации. – Что ты хочешь?
Огнеплюй лихорадочно соображал. Как у любого живого и разумного существа, у него было много желаний, и выбрать из них что-то одно, наиболее важное, оказалось непросто.
– Примири меня с материей золотых миров, – сказал он, наконец. – С их первоосновой.
– Будет сделано! – ответил великан. – Ты можешь обращаться с первоосновой этого и других миров, как делаешь это с первоосновой своего мира.
Сказав это, он запрокинул голову и обратил своё лицо к звёздам.
– Свобода! – произнёс великан, всё также, не двигая челюстями.
И вдруг он обрушился, рассыпаясь в прах, и подняв тучу пыли! Эта пыль мгновенно окутала всё вокруг, ослепляя людей, и почти лишая их возможности дышать. А когда пыль осела, на том месте, где стоял Огнеплюй, возвышался великолепный дракон, покрытый белой с красными прожилками чешуёй, переливающейся перламутром при свете ярких звёзд пустыни!
Глава 75.
– Почему же ты не становишься драконом?
– Что-то мешает. Там в горах было одно, а здесь совершенно другое.
– Эх, до чего жаль, что мы не долетели! Это я виноват…
– А мне здесь даже нравится! Не всё, конечно, но в этих испытаниях есть свой азарт, и каждый раз интересно, что будет новенького?
Елизар украдкой скосил глаза на Мэгги. Женщина не шутила. Просто она была, как всегда непостижима и нелогична. Казалось это существо совсем не способно испытывать страх. Когда он напрямую спросил её, так ли это, Мэгги рассмеялась и сказала, что на свете есть много такого, чего она боится, но это не то, чего боятся другие женщины. Чаще всего человеческий страх проистекает из неведения. Если бы у людей была возможность узнать о предмете своего страха побольше, то страх исчез бы сам собой, а знания остались бы. Но парадокс заключается в том, что люди часто боятся самих знаний, не желают их приобретать. Она же эту боязнь нового победила давно, и теперь многое что знает о природе вещей, и всё время старается узнать что-нибудь иное. Поэтому и, кажется, что она ничего не боится. Просто знание свойств того или иного предмета или явления уничтожают страх перед ним, а так она вовсе не бесстрашна!
Елизар поспорил бы с некоторыми доводами этого утверждения, но не стал отвергать его в принципе. Неплохо бы сначала опробовать на практике справедливость того, что сказала Мэгги. Объективно – он был свидетелем того, как туристы, приехавшие в столицу из глубинки, уговаривали очень милую с виду старушку прокатиться на метро. Видимо бабка была из «отсталых», а потому, категорически отказывалась спускаться под землю, где – «Ад и черти водятся!» Когда же ей пытались рассказать, что здесь к чему на самом деле, не слушала и даже демонстративно зажала уши руками.
С другой стороны, любой, кому приходилось ходить по узенькому мостику над пропастью, знает, что нельзя смотреть при этом вниз. На самом мостике достаточно места, чтобы спокойно идти, не заботясь о том, что нога соскользнёт или случится ещё какая-нибудь беда, как это бывает при штурме горной вершины, когда движешься по скользкому карнизу. Но при взгляде в пропасть разум начинает паниковать и давать сбои. Лучше всего вообще не знать о пропасти под ногами. В конце концов, тот, кто по какой-то причине считает, что сам мостик нарисован на широкой дороге из прочного асфальта, имеет все шансы спокойно пройти по нему и не оступиться. Зато тот, кто всё знает про мостик и про пропасть, может запросто споткнуться на ровном месте, и тогда для него дело кончится плохо.