Андре, с карабином через плечо и ранцем на спине, привязал судно к концу троса; затем схватил трос одной рукой, а другой повернул медный диск, сверкавший на эбеново-черном корпусе.
Послышался тонкий свист, лодка стала на глазах уменьшаться, обмякла и погрузилась в волны.
А молодой человек, словно белка, взобрался по веревке наверх и упал в объятия Фрике, пораженного тем, что ему довелось увидеть.
— Ты что, язык проглотил? Почему молчишь? — спросил Андре.
— Это я от счастья, что вижу вас всех живыми и невредимыми. К тому же я никак не могу понять, зачем вы потопили такую прекрасную лодку.
Андре улыбнулся.
— Успокойся. Наша шлюпка на конце троса, так что тебе еще понадобятся твои таланты гребца. Ну-ка, мастер Пьер, и ты, Мажесте, поднимите трос!
Два друга быстро подняли трос, и вскоре показалось нечто, похожее на обрывок брезента.
— Это ваша лодка? — спросил Фрике. Ему казалось, что все это он видит во сне.
— Ну конечно же! Обыкновенная резиновая шлюпка водоизмещением две тонны. За пять минут ее можно надуть мехами, которые Мажесте носит в своей сумке. А так она занимает места не больше, чем матросская койка.
— Прекрасно! — восхищенно воскликнул Фрике.
— Конечно, мой мальчик! Но что это, черт побери, происходит с доктором? Смотри, как он разбушевался! Даже брыкается!
— Дело в том, — ответил парижанин, — что господин доктор хорошо известен в Марселе и еще во многих местах под именем Ламперьера. Здесь его тоже знают, хотя он и не бывал в этих краях.
— Объясни. Я что-то не понимаю.
— Все очень просто. Туземцы вообразили, что в докторе возродился их соплеменник Нирро-Ба, который теперь вернулся, чтобы утешить вдову и накормить детей.
Андре, хорошо знакомый с австралийскими нравами улыбнулся. Он понял, что доктору не грозит опасность, и, успокоившись, принялся тщательно складывать лодку, ставшую совсем маленькой.
Не переставая восхищаться, Фрике горел желанием расспросить друга об этом удивительном судне, а также о том, каким образом им удалось спастись после крушения парохода.
Андре уже хотел в нескольких словах все объяснить парижанину, как совершенно неожиданно на их глазах разыгралась трогательная сцена.
Пьер Легаль заметил среди туземцев Кайпуна и жестом выразил свое удивление.
— Молния в парус! — шепнул он следовавшему за ним Фрике. — Если бы я, как австралийцы, верил в воскресение, то дал бы голову на отсечение, что знаю этого человека.
— Говори яснее!
— Этот парень, несмотря на всклокоченную бороду и длинные, как швабра, волосы, удивительно похож на мою покойную сестру, бедняжку Ивонну. Так что нет ничего удивительного в том, что австралийцы приняли доктора за того, кого оплакивают. Видимо, наш друг чем-то напомнил им покойника.
— Я не успел тебе сказать, — произнес Фрике, — парень, чьи черты кажутся тебе знакомыми…
— О да! Особенно глаза… Взгляд, добрый и нежный, как у той святой женщины…
— Послушай, он — не австралиец, — продолжал Фрике. — Очень давно парня подобрали туземцы. Живя среди них, он совсем одичал, но все же удалось вытянуть из него кое-какие сведения.
— Что же именно?
— Он был не то матросом, не то юнгой на «Беллоне».
Крик, похожий на рычание, вырвался из груди Пьера.
— Ты говоришь, на «Беллоне»?..
— Да. Кроме того, у него на руке вытатуировано, должно быть, его имя.
— И это имя…
— Ивон Кербехель! Да что с тобой, матрос?
Пьер побледнел, бросился к ошеломленному Кайпуну, схватил за плечи и впился в него глазами. Вдруг взгляд Пьера упал на татуировку.
— Тебя зовут Ивон… Ивон Кербехель?..
— Да…
— Малар Дуэ!.. Малар Дуэ…
— Малар Дуэ… — повторил Кайпун бретонское восклицание, словно что-то припоминая.
— Да, это ты… сын Ивонны… наш бедный дорогой юнга…
— Э! Э!..
— Ты помнишь море? Нашу старую Бретань, скалы Ле-Конке?
Кайпун молчал, оставаясь безучастным.
— Ну же, — продолжал Пьер, задыхаясь от волнения. В глазах его блестели слезы. — Не может быть, чтобы ты забыл Ивонну, свою мать.
— Мать?.. — произнес Кайпун.
— Да… И старую песню, которой она тебя убаюкивала, когда твой отец, отважный лоцман Кербехель, в своей ореховой скорлупке шел навстречу бешеным морским волнам.
Пьер запел срывающимся от волнения голосом, на галльском наречии:
Кайпун вздрогнул. Казалось, он взывал к памяти, и она пришла ему на помощь.
Словно во сне, Ивон подхватил песню: