— Что означает «Морской король»?
— Таково новое название судна. Вряд ли прилично сохранять за ним название «Конкордия»[193], если принять во внимание его нынешнее назначение. Это производило бы странное впечатление.
— «Капитан «Морского короля» должен в два часа утра отправиться на остров Баламбанган и курсировать вдоль берега в ожидании дальнейших указаний». И это все? — спросил синьор Пизани.
— Все, — холодно ответил метис.
— Кто даст мне эти… указания?
— Я.
— У тебя есть такие полномочия?
— Увидишь. А пока подчиняйся.
Мимолетный румянец, вспыхнув на лице итальянца, тут же уступил место мертвенной бледности.
— Кто здесь командует? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Капитан, — хладнокровно отвечал метис.
— А капитан — это я.
— Только в том случае, если будешь послушен, если будешь действовать, не обсуждая, и смотреть, не видя. В противном случае…
— В противном случае?..
— В противном случае придется вернуться туда, откуда ты появился…
— Бред. Послушай меня внимательно. Я уже по горло сыт рабством. Я хочу быть свободным! Судно будет готово к отплытию через час, но мы пойдем туда, куда захочу я! Мною слишком дорого заплачено за право владеть этой яхтой, хотя пролитая кровь и не очень-то тревожит мою грешную душу. Здесь на борту — миллион, миллион золотом, — карманные денежки бывшего капитана. Поделимся по-братски… Если согласен, я высажу тебя на берег.
— А если откажусь?..
— Я прострелю тебе голову! — выхватив револьвер, вскричал синьор Пизани.
— Исключено! — послышался насмешливый голос.
Дверь спальни отворилась, и на пороге появился человек среднего роста, со сверкающими глазами на невероятно бледном лице, с иссиня-черными волосами и бородой. Особенно же обращал на себя внимание зеленый тюрбан на его голове.
— Хозяин повсюду! Хозяин все видит! — вдохновенно проговорил метис, который и бровью не повел под дулом револьвера.
Пизани понял, что проиграл, но он был решительным человеком и, ни секунды не колеблясь, выстрелил в метиса, — пуля разнесла ему череп, мозги забрызгали стены и покрывало. Пока тело сползало вниз по дивану, убийца направил револьвер на человека в зеленом тюрбане и выстрелил прямо в грудь.
— Наконец-то моя цепь разрублена! — проговорил он тоном победителя.
— Пока нет! — ответил незнакомец, чье лицо, еще более бледное, чем в момент появления, показалось из облака порохового дыма.
Потрясенный Пизани, преодолевая страх, все же попытался выстрелить в третий раз, но не успел; неуязвимый гость молнией кинулся к дивану и мертвой хваткой сжал руку, державшую револьвер. Итальянцу пришлось отступить перед явно превосходящим его во всех отношениях противником.
— Дурак! Стрелять надо в голову. Эта шутка будет тебе дорого стоить.
Выстрелы привлекли внимание экипажа, и несколько человек появились у двери. Среди них выделялся огромным ростом механик-американец.
— Джим! — обратился к нему незнакомец.
— Я здесь, хозяин! — ответил тот с уважением, которое странно контрастировало с его обычной суровостью.
— Возьми-ка этого джентльмена. Свяжи его, но так, чтобы был цел и невредим… Чудесно! Теперь положи на диван и возвращайся к своим обязанностям.
— Есть, хозяин.
— Когда машина будет готова?
— Через четверть часа, хозяин. Топка уже зажжена.
— У тебя достаточно дров, чтобы эта посудина дошла без угля до Баламбангана?
— Да, хозяин.
— Хорошо. Скажешь мне, когда будешь готов.
— Есть, хозяин.
Механик собрался было уходить, но незнакомец жестом остановил его, пригласив войти в спальню, посреди которой стоял большой сундук, полный золотых монет.
Джим, держа в руке свою фуражку, молча стоял над сундуком, не в силах отвести взора от золота.
— Можешь взять!
— Хозяин!..
— Поторопись! Набери полную каскетку, и дело с концом. Позови боцмана, пусть он оттащит сундук на палубу и разделит содержимое поровну между всеми, кто есть на борту.
Покончив с этим, незнакомец остался наедине со связанным по рукам и ногам незадачливым синьором Пизани.
— Теперь мы вдвоем, милейший… Вы многим мне обязаны, не так ли? Бесполезно напоминать, что я снял вас с якорной цепи (помнится, она сильно сжимала вам горло). К чему говорить, что благодаря мне вы стали бы богатым, как набоб[194], и могущественным, как султан. От вас требовалось лишь подчинение, лишь безоговорочная поддержка в момент, после которого каждый из нас пошел бы своей дорогой и смог бы насладиться всеми радостями жизни… Разве я нарушал когда-либо свои обязанности? Разве забирал себе слишком много, когда выпадал случай хорошенько поживиться? Разве сегодня вы не богаты? Разве завтра вас не ожидало могущество? И разве не умел я уберегать своих друзей от опасности? А это, скажу откровенно, порой стоило очень и очень недешево. С вашей почтенной внешностью можно было спокойно и достойно жить в том обществе, из которого нынче мы сосем кровь. Разве вы, грязные малайцы, не стали настоящими джентльменами?.. Но не забывайте, что всем руковожу один я, я — хозяин, я — король ночи!
194
Набоб — первоначально: титул правителей провинций, отколовшихся в XVIII веке от индийской империи Великих Моголов; во Франции этим словом обозначали европейца, разбогатевшего в Индии.