— Из этого следует, что мы попали по ту сторону подземной ямы и потому нам нужно держать ухо востро.
— Да, Пьер, этот черномазый нам доказал, что знаменитый ученый прав.
— Однако, Франсуа, ты преуспел в занятиях и стал ученее любого доктора второго класса.
— О, ты преувеличиваешь, Пьер, — сконфуженно отвечал Фрике, — я еще полный невежда, мой умственный багаж невелик.
— Ну нет, не согласен. Я много потерял времени, пока втиснул в свою пустую голову две-три дюжины терминов да букварь, и то она едва не лопнула, а ты говоришь так умно и ясно о самых удивительных вещах. Как тебе это удалось?
— Очень просто, мой друг. Ты знаешь, что до семнадцати лет я перепробовал все, за исключением хорошего. Бродя оборванцем по Парижу, я узнал все его фонтаны, в воду которых приходилось макать черствый хлеб, и был несказанно рад случаю, давшему мне возможность добраться до Гавра. Здесь началась еще более суровая эпоха моей жизни. Сначала юнга, потом кочегар, затем матрос… Потом ужасное приключение, едва не стоившее мне жизни, когда я попал на невольничий корабль и не хотел повиноваться его капитану-португальцу. Я побывал в пустынях Африки, болотах Гвианы, девственных лесах Амазонки, пока не познакомился случайно с господином Андре Бреванном. Тогда и началась работа для моей головы. Он сунул мне под нос книгу и сказал: «Читай». Это было трудно сделать, не зная алфавита, но через две недели я уже легко читал учебники. Я работал, как негр на плантациях, не спал ночами и достиг своего. Когда через полгода господин Андре проэкзаменовал меня, то был так приятно удивлен, что слезы показались на его глазах. О, я никогда не забуду этих слез, для меня они были лучшей наградой.
Растроганный этими воспоминаниями, Фрике замолчал. Пьер из деликатности тоже хранил молчание. Но упавший поблизости камень величиной с кулак вернул их к действительности.
— Ба! Камни в наш огород, — засмеялся по своей привычке парижанин. — Что это значит?
Второй камень, острый и гораздо крупнее, упал у самых ног друзей. Затем из кустов выскочила дюжина дикарей.
Пьер, не говоря ни слова, швырнул камнем в середину толпы. Дикари советовались несколько минут и, как видно, решив, что оружие незнакомцев не страшно, бросились на французов.
С ловкостью дуэлянтов Фрике и Пьер обнажили свои абордажные сабли и встали в оборонительную позицию.
— Ну, господа, — обратился к дикарям Пьер, — если у вас нет другого оружия, кроме камешков и палочек, то до свидания, будьте послушными детьми, ступайте домой.
Дикари остановились. Что больше их поразило — сабли или речь моряка — неизвестно. Однако эта остановка дала друзьям возможность добраться до плота.
В это время солнце начало тонуть в море с поспешностью, присущей только экваториальным странам, — тьма быстро, почти внезапно окутала землю. Это обстоятельство помогло друзьям укрыться на плоту, отплыть на середину бухты и даже соснуть «по-жандармски», что по терминологии Пьера означало: вполглаза.
Они отдохнули часа два, как вдруг страшный шум, донесшийся с берега, разбудил их. Вскочить и вооружиться было делом нескольких секунд. Красное зарево освещало лес. Оттуда неслись какое-то адское пение и жалобные крики. Что это было? Праздник духов, сон, действительность?