На восьмой день около полудня пирога вошла в узкий пролив, мелководный и унизанный коралловыми рифами, мешавшими дальнейшему плаванию. Несколько папуасов вынуждены были сойти в воду и тащить пирогу на веревках. Но вдруг этот узкий мелководный пролив стал глубже и превратился в лиман, окаймленный с двух сторон густым кустарником.
Лиман этот не мог быть не чем иным, как устьем реки. На это указывала глубина и внезапно изменившийся цвет воды. В этом месте образовался своеобразный проход в коралловой скале: полипы, погибшие от смеси пресной воды с соленой, оставили свободным доступ к берегу.
Солоноватая вода, гибельная для кораллов, способствовала росту мангровых деревьев, или корнепусков — «деревьев лихорадки», как называют их туземцы: долгое время считалось, что корнепуски, произрастающие в болотистой местности вдоль побережья тихоокеанских стран, распространяют вокруг смертельную заразу.
Пирога проходила мимо целого ряда судов всех размеров, начиная с самого большого и кончая крошечной душегубкой, способной везти только одного гребца. Крики радости встретили появление белых, и возгласы приветствия раздавались со всех сторон.
Посередине реки множество островков с извилистыми крутыми берегами словно образовали громадный букет из зелени. Поток воды терялся в широком бассейне, усеянном болотными растениями, в центре которого возвышалось около дюжины построек весьма странных с архитектурной точки зрения.
На целом лесе свай от семи до восьми метров в высоту, между которыми снует в лодках веселая и болтливая толпа, были воздвигнуты на расстоянии почти пятидесяти метров от берега громадные постройки двух совершенно различных типов, полностью сооруженные из дерева. Большинство из них имели форму четырехугольников, покрытых громадной крышей, сделанной из листьев банана или кокосового дерева и напоминающей крышу пироги. Два дома, гораздо меньших размеров, чем остальные, и отстоящие от них на некотором расстоянии, походили на огромные ниши, поддерживаемые четырьмя длинными жердями.
Фрике знаком спросил Узинака, что означает эта разница. Папуас ответил ему, что в этих нишах живут молодые люди, достигшие возраста, в котором пора вступать в брак.
Почти половина домов была соединена с берегом целым рядом бревен, положенных одно к другому и поддерживаемых в наклонном положении козлами. Устроено было все так, что малейшего усилия было бы достаточно, чтобы столкнуть этот импровизированный мост в воду и создать непреодолимую преграду между постройками и твердой землей. Другие же, совершенно изолированные от берега, стояли на сваях, к которым привязаны были лодки. Фрике, пораженный этим странным зрелищем, не верил своим глазам. Это-то и есть свайные постройки, открытые в центре Африки и, по словам Ахилла Раффрея, одного из самых смелых и добросовестных французских исследователей Новой Гвинеи, очень похожие на «станции, растущие на озерах», которые существовали в доисторические времена и стали известны нам из описаний ученых, сделанных так верно, как будто они скопированы с натуры на островах Папуазии?!
Пирога остановилась, и Узинак стал готовиться к подъему в свое воздушное жилище. Ни лестницы, ни чего-либо похожего на нее не было. Папуас проворно карабкался по сваям, за ним следовали с ловкостью белок два француза и молодой китаец, восхищая папуасов смелостью и легкостью движений.
Трое друзей достигли наконец жилища папуасов.
— Странное помещение, — проговорил Пьер, взбиравшийся первым. — В нем есть все, кроме самого необходимого.
— О-ла-ла! — ответил Фрике. — Да здесь, должно быть, живут сумасшедшие. Каким образом, черт возьми, держатся они на этом полу и не падают в воду с перекладин, отстоящих друг от друга чуть не на метр… О милосердный Боже, как все это чудно!