На четвертый день рано утром Фрике проснулся от озноба — опустился туман, как это обычно бывает по ночам в сырых низинах.
Полагая, что согреться лучше всего движением, парижанин вылез из-под одеяла и решил отправиться на берег с неграми, которые собирались плыть за дровами для паровика.
Андре тоже проснулся от озноба и принял такое же решение. Оба страшно удивились, встретившись у лодки — каждый думал, что другой спит.
Фрике взял ружье шестнадцатого калибра, Андре — винтовку «Экспресс» калибра четырнадцать с четвертью.
Друзья молча кивнули друг другу и тихо уселись в лодку, приказав неграм как можно меньше шуметь веслами.
Вскоре красные лучи пронизали туман, и он моментально рассеялся. Верхушки деревьев, до этой минуты невидимые, вдруг словно загорелись, засверкали, тогда как внизу их еще застилала сероватая пелена, постепенно исчезавшая.
Воздух делался все свежее и прозрачнее. Предметы выступали особенно резко и ярко, звуки слышались особенно отчетливо. Одним словом, то было настоящее утро в тропиках, где солнце восходит без зари и заходит без сумерек. Восход солнца здесь похож на взрыв света. Друзья наслаждались хорошо знакомой картиной. Они столько раз ее видели, а все никак не могли налюбоваться.
Однако художественное чувство не заглушило в них охотничьего инстинкта. Фрике первым заметил, что между широкими листьями водных растений с остатками росы движется нечто черное.
Он сделал знак гребцам остановиться.
— Что там? — тихо спросил Андре.
— У берега барахтается в воде какое-то крупное животное, вроде слона.
— Черт возьми!
— Слышите? Фр!.. Фр!.. Фр!.. Точно наш покойный приятель Осанор, когда, бывало, умывался утром…
— Может, и слон, их много в бирманских лесах.
— Но я-то, я! Нечего сказать, хорош буду.
— Что такое?
— Да ведь у меня только ружье, заряженное дробью.
— Зато у меня винтовка. Впрочем, оставим его в покое. Сегодня мы не готовы. Как-нибудь в другой раз. Клыки от нас не уйдут, еще успеем пополнить коллекцию.
— А если он на нас нападет?
— Послушай, Фрике, не говори глупостей… Виданное ли дело, чтобы слон напал на человека первым, если его не трогают!
— Ох, да, что-то не то я говорю… Начитался когда-то страшных историй комнатных охотников и все не могу освободиться от детских фантазий.
Андре ничего не ответил, только улыбнулся и, осторожно приподнявшись, пригляделся.
— Это не слон, — сказал он шепотом, — носорог.
— Гадкий зверь. Терпеть не могу. Один меня едва не растерзал в Африке, когда я отыскивал нашего жандарма.
— Черт возьми! — проговорил Бреванн, одним ухом слушая, что говорил Фрике. — Я думал, он ближе, а он метрах в ста двадцати, не менее.
— Неужели вы хотите стрелять отсюда?
— Почему бы нет? Его можно смертельно ранить, а то и убить, так или иначе, но я заставлю его уйти отсюда. Соседство с ним мне не нравится. Только он да буйвол кидаются иногда в слепой ярости на предмет, который видят впервые. Он может наброситься на лодку, перевернуть ее. Надо попробовать. Эй, вы! Пригнитесь пониже и прижмитесь друг к другу. И ты, Фрике. У моей винтовки такая сильная отдача, что вас собьет с ног.
Андре медленно поднял винтовку и стал целиться в заветное черное пятно около плеча. Условия были самые благоприятные — стрелку ничто не мешало, торопиться незачем, носорог стоял спокойно и ничего не замечал.
Охотник уже хотел спустить курок, как вдруг раздался сдавленный, но громкий крик, словно кто-то провел громадной пилой по самому твердому дереву.
Изумленный, даже испуганный носорог бросился было вон из воды, где был стеснен в движениях, но выскочить не успел.
Вслед за криком, очевидно послужившим сигналом, из густых кустов позади этой махины выскочили два гибких, проворных зверя и разом обрушились на толстокожего.
— Черные пантеры! — воскликнул Андре, спокойно опуская винтовку.
— Черные пантеры? — повторил Фрике. — Это интересно. Я видел их только в зоологическом саду. Говорят, очень злые… Ай-ай! Плохо тебе приходится, толстяк.
Носорог испустил отчаянный крик — мощный, сипло-металлический. В нем слышались и боль, и бешенство, и испуг.
Положение его было ужасно.
Застигнутый врасплох молниеносным нападением свирепой супружеской четы, он лишатся какой бы то ни было способности защищаться.
Самец сидел на его спине впереди, запустив когти всех четырех лап в кожу, и грыз зубами затылок, стараясь добраться до мозжечка. Самка оказалась слабее — сделав прыжок, передними лапами достала до крупа, но задние остались на земле. Она яростно теребила ляжки врага, царапала когтями и рвала зубами.