— Вот и два, — насмешливо произнес парижанин. — Из ружья стрелять в них я не могу — это только усугубит мою вину! — Сунулись третий, четвертый и получили свое. — Желтомордые дураки! Совсем тактики не знают! — насмехался юноша. — Чтоб им всем сразу напасть, а не поодиночке?.. Ай, попался!
Бирманцы тихонько подвели к дереву одного из слонов, поставили его позади молодого человека, по команде вожатого животное вытянуло хобот, обхватило им парижанина и подняло на воздух, как мальчишка поднимает мышь.
Несколько мгновений раскачивал метрах в четырех над землей, как бы спрашивая: «Хватить, что ли, о дерево?»
Вожатый сделал знак и что-то сказал. Слон тихо опустил Фрике на землю или, точнее, на дюжину протянувшихся рук. С удовольствием дал бы парижанин встряску этим людям, ухватившим его довольно грубо, но удержался. К чему?
Тесак свой он выронил в объятиях слона, ружьем овладели бирманцы. К тому же мальчик Яса, быстро-быстро обсудив что-то с начальником отряда, подошел к своему другу и как бы уговаривал его не сопротивляться.
— Ну, хорошо. Я уступаю силе. Вас двадцать четыре, а я — один.
Как только пленник перестал брыкаться, хватка ослабла и его даже не связали. Подошла другая толпа и стала орать при виде мертвого слона. На убийцу кидали испепеляющие взгляды. Фрике никак не мог сообразить, за что на него так сердятся, но потом понял.
Задав тому, кого он принимал за начальника, несколько вопросов на французском и не получив ответа, повторил вопросы по-английски. Министру, как всем бирманцам из высшего класса, этот язык был знаком. Но сам он не стал отвечать, приказав своему помощнику бооху сказать незнакомцу, чтобы тот держался почтительнее.
Фрике прыснул от смеха и спросил:
— А кто он такой, этот господин? Старший повар при папе?
— Это министр его величества императора бирманского, — невозмутимо отвечал боох.
— Ах, очень приятно-с! Только скажите ему, что мне на его министерство наплевать и что я вовсе не желаю принимать от него наставления, как мне держать себя.
Боох передал эти слова министру, который, видимо, оскорбился.
— Передайте ему, — продолжал молодой человек, — что в моих глазах он такой же дикарь, как и все вы, и что если кто-нибудь здесь имеет право на уважение и почет, то только один я — в качестве европейца и француза.
— Так вы не англичанин? — с живостью переспросил боох.
— Вам это не нравится?
— Нет, ничего… Но…
— Понимаю. Если я не англичанин, со мной можно не стесняться. Королева британская не позволяет беспокоить своих подданных, а французского представительства в Бирме нет. Но вы, сударь-министр, хвост-то все-таки не очень распускайте. За меня будет кому заступиться. Ведь я приехал сюда на военном корабле.
— Правду ли вы говорите, иностранец? — удивился министр, испугавшись слов «на военном корабле».
— Вы скоро узнаете о нем. Попробуйте тронуть хоть один волос на моей голове.
— Зачем вы убили белого слона? — горестно воскликнул министр.
— Что такое белый слон? Не все ли равно, какой цвет? Я его убил потому, что мы оба умирали с голоду — я и мальчик. Но все равно вам заплатят за вашу животину, не бойтесь.
— За священного слона нельзя взять никакой платы.
— Не хотите деньгами — получите пулями и картечью.
Министр окончательно испугался и не знал, что ему делать. С одной стороны — рискуешь навлечь на страну репрессии, за которые сам же потом ответишь; с другой — француз совершил тяжкое преступление, кощунство. Оставлять это безнаказанным нельзя. Нужно представить его императору, пусть тот решает сам. Может быть, согласится взять хороший выкуп.
Министр, боох и пунги посовещались, боох объявил Фрике, что его доставят в Мандалай.
Пришлось покориться.
Парижанина сытно накормили и поместили в гауде самого министра. Ясу поручили бооху. Караван тронулся.
У пристани погрузились на плоты. Гребцы осыпали убийцу Схен-Мхенга бранью и оскорблениями. Флотилия отчалила.
Вдруг молодой человек вскрикнул и хотел броситься с плота в воду, но десяток рук удержали его.
На его крик отозвался с берега гневный голос:
— Гром и молния! Я так и думал! Это Фрике, его взяли и везут!
На берегу виднелись два всадника на взмыленных конях — европеец и негр. Парижанин узнал Андре и сенегальца.
— Месье Андре, — кричал он, — меня везут в Мандалай за то, что я убил белого слона. Меня обвиняют в страшном преступлении.