Выбрать главу

— Не знаю, что это такое, — ответил короед, — но, во всяком случае, это очень смешно. И я смеюсь.

— А у меня нет никакой охоты смеяться, — возразила пчелка. — Ибо часто смеются над тем, чего не понимают.

Тут незнакомец подошел к ним совсем близко и, взглянув с высоты своих ног на Майю и Фридолина, сказал:

— Здравствуйте, друзья! Какой ветер! Какой невыносимый сквозняк! Не правда ли?

Он делал неимоверные усилия, чтобы удержаться на месте.

Фридолин с трудом подавил свой смех. Пчелка же из вежливости согласилась с удивительным существом и заметила, что по той же причине она осталась сегодня дома. Затем она представилась незнакомцу.

Тот покосился на нее.

— Пчела Майя, — повторил он. — Очень приятно. Я много слышал о пчелах… Со своей стороны, должен заметить, что несколько затрудняюсь, как мне представиться вам, потому что наша весьма распространенная семья известна под различными названиями. Во всяком случае, я принадлежу к породе пауков, а имя мое — Ганнибал.

Одно слово «паук» привело Майю в ужас, так ей живо вспомнились недавние мучения в сетях того страшного разбойника. Но она успокоила себя тем, что сможет в любой момент улететь и что поймать ее Ганнибал не сумеет, так как у него нет крыльев, а паутина его, вероятно, в другом месте.

— Да, неприятная штука, очень неприятная, — произнес Ганнибал. Разрешите мне встать под этим большим суком, там мне будет лучше.

— Пожалуйста, — вежливо сказала пчелка.

Фридолин ушел, а Майе было любопытно узнать, чем так озабочен паук. "Кто только не живет на белом свете! — подумала она. — И сколько интересных вещей в этом великом мире!"

Ветер тем временем немного утих. Ясное небо проглянуло сквозь ветви деревьев. Где-то в кустах прозвучала звонкая песня реполова. Пчелка заметила его сидящим на ветке и видела, как двигалось при пении горлышко птички, как она поднимала головку к ясному солнцу.

— Ах, если бы я умела петь, как она! — вздохнула Майя. — Я сидела бы целый день на ветке и пела.

— Это было бы недурно, — улыбнулся Ганнибал. — Но вы умеете только жужжать.

— Птица кажется такой счастливой!

— Вы фантазерка, — перебил ее паук. — Если бы все стремились делать то, чего они не умеют, весь мир перевернулся бы вверх дном. Вы подумайте только: реполов вдруг пожелал бы иметь жало, а коза летать и собирать мед? Или лягушка захотела бы иметь такие ноги, как у меня?

— Ну нет! Этого я совсем не желаю! — рассмеялась пчелка. — Но я хотела бы доставлять всем такую же радость, какую дает эта птичка своим пением… Но… но… что это? — с ужасом проговорила Майя. — У вас одна лишняя нога… У вас их семь!

Паук нахмурился.

— А! Наконец-то вы заметили, — произнес он. — Нет, у меня не лишняя нога, а напротив — одной не хватает.

— Значит, у вас должно быть восемь ног? — удивилась Майя.

— С вашего позволения, — вежливо ответил Ганнибал, — у нас, пауков, восемь ног. Они нам, во-первых, необходимы, а во-вторых, придают нам важный вид… Я потерял одну ногу. Жалко, конечно, но что делать? Надо теперь как-то обходиться.

— Должно быть, очень неприятно потерять ногу, — сочувственно заметила пчелка.

Ганнибал подпер подбородок лапой и, приведя в некоторый порядок свои семь ног, сказал:

— Я расскажу вам, как это случилось. Само собой понятно, что такие истории не обходятся без вмешательства человека. Мы сами очень осторожны и действуем с оглядкой, но люди — неосмотрительны и хватают все так, как будто перед ними не живые существа, а щепки. Хотите послушать, как произошло это злосчастное происшествие?

— Пожалуйста, — попросила Майя. — Мне очень интересно. Я думаю, вы много пережили при этом?

— Верно, — ответил Ганнибал. — Ну, так вот… Прежде всего, я должен вам сказать, что мы принадлежим к породе ночных пауков. Я жил в садовой беседке, со всех сторон обросшей зеленью. В ней было несколько разбитых оконных стекол, так что мне было удобно вползать и выползать в любое время. Когда на землю спускалась ночь, в сад приходил человек. В одной руке он нес обыкновенно искусственное солнце, которое люди называют лампой, а в другой — бутылку и связку бумаг. В кармане у него находилась еще одна бутылка, поменьше. Он входил в беседку, ставил принесенные с собой вещи на стол, начинал думать, а затем излагал свои мысли на бумаге. Такие клочки бумаги валяются иногда и в лесу, а черные пятнышки на них это то, что придумал человек.

— Поразительно! — воскликнула восхищенная пчелка.

— Для того, чтобы делать черные пятнышки, — продолжал Ганнибал, человек употреблял обе бутылки: в меньшую он беспрестанно совал деревянную палочку, а из большой пил. И чем больше он пил, тем лучше у него шло дело. Я узнал впоследствии, что писал он о нас, но толку от этого немного, потому что до сих пор люди знают о насекомых очень мало. О нашей духовной жизни им почти ничего не известно, и они совершенно не обращают внимания на наши переживания.

— Вы дурного мнения о человеке? — спросила Майя.

— Нет, — ответил паук, задумчиво разглядывая свои ноги, — но когда по его вине имеешь только семь ног, нельзя не испытывать некоторого чувства горечи.

— Да, вы правы, — согласилась пчелка.

— Однажды, — продолжал Ганнибал, — я притаился в углу оконной рамы, выжидая добычу, а человек со своими двумя бутылками сидел за столом и работал. Я был не доволен, что много мошек и комаров, столь необходимых для поддержания моей жизни, летели без конца к искусственному солнцу и пялили на него глаза.

— И я была бы не прочь посмотреть на него хоть разок, — задумчиво заметила Майя.

— Посмотреть — это одно, а пялить глаза — другое. Если бы вы только видели, как глуп этот сброд! Ведь комары и мошки по двадцать раз ударялись в стекло лампы и все-таки продолжали таращиться на него, пока не сжигали себе крылья.

— Бедняжки! — сочувственно сказала пчелка.

— Сидели бы они лучше на окнах или в кустах, — продолжал паук. — Там они были бы в полной безопасности от лампы, и мне легче было бы их ловить. В ту памятную ночь я видел из своего угла немало мошек, лежавших при последнем издыхании вокруг лампы. Заметив, что человек не обращает на них внимания, я решил завладеть ими. Ведь это вполне разумно, не правда ли?

— Вполне! — согласилась Майя.

— И все-таки это навлекло на меня несчастье. Тихо и осторожно пополз я по ножке стола, достиг края и выглянул. Человек показался мне оттуда невероятно большим. Я незаметно просунул наверх сначала одну ногу, потом другую, третью и бесшумно приблизился к лампе. Пока я был в ее тени, все шло хорошо, но как только я оттуда вышел, человек поднял глаза и моментально схватил меня. Он взял меня за одну из ног, поднес к своим огромным глазам и произнес: "Скажите пожалуйста!" При этом он широко улыбался, как будто испытывал, глядя на меня, огромное удовольствие.

Ганнибал тяжело вздохнул. Майя молчала. Наконец, чтобы прервать молчание, она робко спросила:

— Разве у человека большие глаза?

— Вы только представьте себе мое положение, — не отвечая на ее вопрос, взволнованно продолжил паук. — Кому приятно было бы висеть на одной ноге перед глазом, который раз в двадцать больше тебя самого? Каждый из блестевших во рту человека зубов был вдвое больше меня… Что вы на это скажете?

— Ужасно! — содрогнулась пчелка.

— К счастью, в эту минуту моя нога оторвалась. Страшно подумать, какая меня постигла бы участь, если бы этого не случилось. Я упал и со всех оставшихся ног бросился бежать. Скрывшись за бутылкой, я стал грозить оттуда человеку, и потому он побоялся преследовать меня. Я видел, как он положил мою лапу на лист белой бумаги, и смотрел, как она пыталась убежать, но без меня у нее этого, конечно, не получилось.

— Разве ваша нога еще двигалась? — в который раз удивилась Майя.