Вот так и получилось, что вместо воробья Пенрод угодил в стекло. Звон получился громкий, и, к своему ужасу, Пенрод увидел за разбитым стеклом отца. Мистер Скофилд стоял с бритвой в руке и ловко уворачивался от осколков. Казалось, еще не отзвенело стекло, когда мистер Скофилд изрек убийственное по своей силе ругательство и кинулся на улицу.
Окаменев от неожиданности, Пенрод со сломанной рогаткой в руке ждал возмездия. Мистер Скофилд не слишком долго испытывал терпение сына. Несколько секунд спустя он предстал перед ним, и краска ярости, залившая его лицо, просвечивала даже сквозь густой слой пены.
— Что это значит? — заорал он, тряся сына за плечи. — Не прошло еще и десяти минут, как я сказал твоей матери, что, кажется, ты впервые в жизни хорошо себя вел. И вот, стоило мне пойти побриться к обеду, как ты решил запустить в меня камнем!
— Я не запускал в тебя камнем, — пробормотал Пенрод. — Я стрелял в воробья, но солнце светило мне прямо в глаза, а потом резинка лопнула и…
— Какая еще резинка?
— Вот эта!
— Откуда у тебя эта мерзость? Ты что, не слышал, как я тебе раз и навсегда запретил…
— Она не моя, — перебил его Пенрод, — а твоя.
— Что-о-о?!
— Да, папа, — смиренно ответил Пенрод. — Мне дала ее сегодня утром тетя Сара Крим. Она сказала, что возвращает ее тебе. Она говорит, что отняла ее у тебя тридцать пять лет назад. Она сказала, что ты убил ее любимую курицу. Она еще что-то тебе просила сказать, но я уже забыл что.
— Да-а-а, — произнес мистер Скофилд.
Он взял в руки сломанную рогатку и задумчиво посмотрел на нее. Он еще долго так стоял, рассматривая эту реликвию, и взгляд у него был такой же, как и у сына. Потом мистер Скофилд повернулся и медленно побрел к дому.
— Прости, папа, — сказал Пенрод.
Мистер Скофилд в это время уже подошел к двери. Он кашлянул и, не оборачиваясь, ответил:
— Да ладно, сынок. Разбитое стекло не самая большая беда!
Он удалился в дом, а Пенрод пошел к забору заднего двора и, усевшись на него верхом, принялся мечтать.
Через два двора на заднем заборе показалась еще одна фигурка.
— Привет, Пенрод! — крикнул дружище Уильямс.
— Привет, Сэм! — машинально ответил Пенрод.
— Ну, пока! — крикнул Сэм, соскакивая с забора. И уже снизу добавил: Еще раз поздравляю тебя с днем рождения!
И тут под ногами Пенрода раздался жалобный лай, и он увидел, что с земли на него преданно взирает Герцог.
Последний луч солнца, подобно благословению, осветил оседлавшего забор Пенрода. Пройдет много лет, и иногда тихими солнечными вечерами он будет вспоминать этот вечер. Память снова воскресит и ощущение ласкового тепла, и фигурку мальчика на заборе, окутанную лучами заходящего солнца, и Герцога, восторженно глядящего на юного хозяина. Вспомнит он и то, как на соседней улочке под сенью дерева мелькнуло розовое платье и янтарные кудри, а потом перед самым его лицом пролетело что-то белое. Потом он услышал тихий смех и быстрые легкие шаги, которые все удалялись и удалялись.
Пенрод опустил голову и заметил, что между передними лапами Герцога лежит белая бумажка, сложенная в виде колпачка. Когда он поднял и развернул записку, на нее вдруг упал еще один солнечный луч. И Пенрод прочел:
«Ты у меня патрисающий мальчик».