Он снял с шеи ключ на шнурке, подал.
— Нужно спуститься к бую, снять замок с цепи. Отправимся в плавание.
— Куда?
— Угадай!
— Под парусом?
— Пойдём пока на моторе. У нас полный бак бензина.
— Куда всё‑таки?
— Говорю, угадай!
Упрямый. Так и не сказал.
Отвязавшись от буя, мы вышли между двух волнорезов в открытое море и повернули налево.
— А ты почему так ловко умеешь управлять яхтой? —спросил я отца, стоя рядом с ним у штурвала.
— Когда жил в Неаполе, один коллега давал мне такую возможность проветриться. Тогда‑то я и сдал экзамен на право вождения. Кстати, яхту нужно назвать, а то она пока под фабричным номером. Как мы её назовём?
— Не знаю.
— Давай в память твоей мамы – Маша? Она никогда не видела моря.
…Перед глазами возникло далёкое кладбище у церкви. Крест над могильной плитой.
— Конечно, пусть будет «Маша».
Слева тянулась плоская линия песчаных пляжей, за которыми вставала цепь зелёных холмов с белеющими среди деревьев домиками.
Справа до горизонта сверкала морская гладь. Наверное, такая же зовущая, как в каком‑нибудь пятнадцатом веке, во времена великих географических открытий. Дома, в России, осталась зачитанная мною книга о знаменитых мореплавателях, и я подумал о том, что теперь на Земле больше нечего открывать. А ведь я уже давно хотел стать капитаном. И отец знал об этой мечте. Вроде бы не одобрял. А сам подарил яхту!
— Виноградники, — сказал он, круто поворачивая штурвал.
Издали стали видны пологие склоны холмов с аккуратными шеренгами кольев, увитых лозами.
— У него там нет причала, — промолвил отец, — Пожалуйста, вынеси на палубу лодку. Ещё минут десять хода и нам придётся встать на якорь. Под килем осталось метров восемь.
— Откуда ты знаешь?
— Эхолот показывает, — он щёлкнул пальцем по экрану одного из приборов.
— Здорово! Мы случайно не в гости к Микеле?
— Случайно – к Микеле. Конечно, к Микеле! Пригласил тебя на праздничный обед.
Я приволок на палубу лодку. Когда отец с помощью ворота сбросил якорь, мы осторожно спустили её на воду и по очереди слезли по верёвочному трапу.
С непривычки грести короткими вёслами, сидя в резиновом судёнышке было трудно. Несколько раз я обдал отца фонтанами брызг. Наконец, удалось развернуть лодку в нужном направлении, и мы поплыли к берегу.
Яхта начала отдаляться. Она была очень красивая. Не верилось, что этот кораблик принадлежит мне.
— Гребани правым, — сказал отец. —Нужно пристать вон к тому мыску. Смотри, кажется, нас встречают!
Я оглянулся.
Да, это был Микеле. Рядом с ним, опираясь на палку, стояла какая‑то полная женщина.
— Встречают всей семьёй, — сказал отец. – Беллина – его жена. Бедняжка, как видишь, тоже пришла. Девушкой попала под поезд. С тех пор ходит на протезе.
— И он женился на одноногой девушке?
— Это же Микеле. А кто ещё в мире мог подарить нам, в сущности, чужим людям из России, такие деньги, предоставить возможность жить в замке?
— А Ольга Николаевна? Отдала нам всё, что имела – свой дом, столько лет заботилась…
На мелководье мы выпрыгнули из лодки, без труда вытащили её на горячий песок крохотного пляжа.
— Чао, рагаццо! – очень пожилая женщина с любопытством смотрела на меня, на мой браслет, высовывающийся из‑под рукава футболки.
7
Микеле прекрасно понимал, что после купания, после морской прогулки мы явимся к нему зверски голодными. Для начала он завёл нас в дом, где мы наскоро умылись пресной водой.
Возвращаясь через гостиную к выходу, я обратил внимание на высокую стеклянную тумбочку со стеклянными полками, на которых были разложены непонятные вещицы, сверкающие в лучах солнца. На одной из белёных стен в тонкой рамке висел, видимо, исполненный тушью рисунок – торреадор и бычище нападают друг на друга.
— А фатто лей иль торреадоро? – спросил я Микеле, когда он повёл нас за дом, в виноградник, к накрытому столу, у которого хлопотала Беллина, — Торреадора вы сделали?
Я не знал, как сказать «нарисовали», и был удивлён тому, что он меня понял.
— Но! Квесто э Пикассо!
Микеле поведал о том, как знаменитый художник однажды приехал к нему, целый день пробыл в мастерской, на прощанье нарисовал битву торреадора с быком, подарил.
Пока отец переводил мне рассказ Микеле, я втягивал ноздрями волнующий запах, доносящийся со стоящей под навесом жаровни.
Как оказалось, там жарились какие‑то удивительно вкусные колбаски, поданные Беллиной после пасты – итальянских макарон.