Кончался август. Жара не спадала. Парк приходилось поливать два раза в неделю. Кис подрастал, но всё ещё мог пролезать сквозь прутья решётки.
Как‑то после большого перерыва мы с отцом, как всегда по утру, вышли на яхте, чтобы искупаться в открытом море. Шли на моторе, потому что не было даже дуновения ветерка. Я стоял у штурвала.
Отец сидел рядом на вращающемся стульчике, наливал себе растворимый кофе из термоса.
— Знаешь, Артур, у нас прекрасная новость. Хотел утаить до времени, поставить тебя перед фактом, когда будут билеты на руках. Не могу сдержаться: через пять дней мы увидимся с Ольгой Николаевной!
— Как?!
— Сообщила: католический орден «Малых сестёр Иисуса» собирает на месяц в Риме, в их центре «Тре фонтане» монахинь разных стран.
Я плавал вокруг яхты и был счастлив. Ведь по сути дела Ольга Николаевна заменила мне мать.
С этого дня почти перестал заниматься. В нетерпении поглядывал на календарь, и пока отец, как всегда, то закрывался в лаборатории, то был занят со специалистами установкой наверху башни зачем‑то понадобившуейся ему приставки к телескопу, я принялся смотреть фильмы Чаплина.
Ну, это совсем уже необыкновенный человек!
У меня было шесть видеокассет. Один фильм лучше другого. «Малыш», «Золотая лихорадка», «Огни большого города», «Цирк», «Собачья жизнь», «Новые времена».
Все фильмы прекрасные. Смешные и в то же время страшно грустные. Но лучше всех – «Новые времена».
Если отправлять в ракетах на другие планеты весть о том, что такое человечество, я бы отправил эту кинокартину. Чтобы все обитатели Солнечной системы увидели, каким талантливым, ловким, артистичным и добрым может быть человек.
Ведь Чаплин сам всё придумывал, сам сочинил музыку – ни на что не похожую, нисколько не хуже, чем Нино Рота! Там, в «Новых временах» есть сценка, когда он должен исполнить перед публикой песенку, но забыл текст. Не рассказать, как он при этом снова и снова пританцовывает, какие оттенки чувств может, оказывается, передавать человеческое тело. Чаплин в отчаянии, но не сдаётся и, в конце концов, несёт такую милую чепуху из смеси английских и итальянских слов, что публика покатывается от смеха и награждает его бешеными аплодисментами.
Представляю себе, сколько он тренировался, чтобы выработать свою заковыристую походочку, сколько раз падал! Ему не нужно было бояться разбить браслет.
Узнав, что в мире существовал такой человек, как Чарли Чаплин, я стал с презрением относиться к своему телу, своей «плавающей» походке. Я даже попытался повторить этот танец.
Наверняка это было жалкое зрелище. Отец, заставший меня вечером за этим занятием, приостановился на пороге.
— Что с тобой? У тебя колики в животе?
Со зла я сказал, чем занимаюсь.
Отец улыбнулся.
— В своё время я прошёл через это. Кажется, весь мир прошёл через это. У нас во дворе мальчишки тоже пытались отплясывать, как Чаплин, и напевали: «Я бедный Чарли Чаплин не ел, не пил, не чай пил. Окурки собираю и песенки пою. Тюрлю–лю–лю!».
Он даже попробовал сплясать, выворачивая в сторону ступни ног, как Чаплин. Хороший у меня отец. Очень.
— Папа, спасибо тебе за Феллини и Чаплина. —сказал я, — Сам не понимаешь, какой ты мне сделал подарок.
11
Впервые отец взял меня с собой в город. Мы прогулялись до вокзала. Купили на завтра билеты до Рима. На скоростной поезд «интер–сити».
Меня поразило обилие автомобилей и людей. Иногда я замечал, как прохожие с любопытством оглядываются на меня, обращают внимание на мою походку.
— Ничего, — сказал отец, — когда придёт время расстаться с браслетом, всё выровняется, будешь ходить, как все. Осталось потерпеть несколько лет… Хочешь мороженое?
Он завёл меня в кафе на центральной площади, то самое, где мы с Микеле его однажды застали. Видимо, он бывал здесь не один раз, потому что парень за стойкой поприветствовал его: «Чао, профессоре!»
У отца, оказывается, был любимый столик – у простенка между окнами. Под большой литографией с изображением симпатичного бородатого человека.
— Садись, — сказал отец, — это Гарибальди – объединитель Италии.
Мне подали вазочку с разноцветным мороженым, отцу – кофе и три газеты. Две итальянских, одну американскую.
Пока он их просматривал, я разглядывал входящих с улицы людей. Преимущественно это были дети, на минуту затягивающие сюда за руку своих родителей. Те покупали им мороженое в вафельных стаканчиках или орешки в сахаре или же «Сникерс».
Лишь один человек в заляпанном извёсткой комбинезоне, подойдя к стойке, купил себе бокал красного вина, подсел к столику и с таким удовольствием выцедил содержимое, что и мне захотелось.