…Они летали, как птицы, эти акробаты! По сравнению с ними я был старик. Какой‑то автомат, робот со своей «плавающей походкой».
А как пела девчонка, взлетая с растянутого под канатом батута и попадая сверху ступнями точно на канат! Танцевала на нём. Подпрыгивала, делала сальто в воздухе, приземлялась на батут под аплодисменты скопившихся зрителей. И тут же её сменял подпрыгнувший с батута Чарли Чаплин в котелке и с тросточкой. Это был, конечно, переодетый в костюм Чарли Чаплина парень. Жонглировал этими самыми котелком и тросточкой. Девчонка в это время обегала зрителей с бубном в руке, собирала монеты…
Музыка фильма «Новые времена» доносилась из фургона. Там, очевидно, был магнитофон с усилителем.
Только когда эта музыка смолкла, и заиграл аккордеон, я обратил внимание на стоящего сбоку фургона высокого человека с непомерно длинными, торчащими в стороны усищами.
Он исполнял какую‑то неизвестную мне мелодию, очень грустную. А девочка пела песенку на французском языке. По–моему о Париже, о его крышах… При этом, казалось, смотрела прямо на меня, таящегося, как зверь за решёткой.
Теперь уже парень обходил зрителей, собирал деньги в свой котелок.
Потом усач взял с раскладного стула мегафон, объявил о том, что завтра в семь часов вечера здесь же состоится последнее представление – пантомима «В сквере у фонтана», после чего театр уезжает гастролировать дальше.
Цветные фонарики погасли.
Я вспоминал обо всём, сидя у решётки, за которой сквозь стебли вьющегося плюща виднелся прибрежный песок. Доносился плеск волн.
Кис давно поел и ушёл между разогнутых прутьев на волю. Он становился взрослым.
Не хотелось возвращаться наверх.
Белая бабочка на миг залетела ко мне и тут же, испугавшись темноты, вылетела наружу, на солнечный свет.
С берега послышался шорох. Словно по песку волокли что‑то тяжёлое. Потом я услышал шум подъехавшей автомашины.
Вдруг свет закрыли два силуэта. Два человека уселись на камни, привалясь спинами к решётке.
— Сколько привёз? – спросил хриплый голос.
— Полный лодка «Мальборо» энд “ Пел мел». – Человек говорил с акцентом на смеси итальянского и английского.
— Полиция видела, когда перегружали с мотобота? – спросил второй на чистом итальянском.
— О’кей! Тутто о’кей!
— Поможешь перевалить в машину? Вот тебе деньги, Ходжа. Можешь не пересчитывать.
— Ноут проблем. —Он всё‑таки пересчитал пачку купюр. Предложил, — У меня тут полбутылки граппы, хочешь?
— Давай, Ходжа, — ответил хриплый. —Ты настоящий контрабандист.
Они пили водку из горлышка, передавая бутылку друг другу. После чего быстро перегрузили сигареты в машину. И она уехала. Стало слышно, как Ходжа стаскивает лодку в воду, как заплескали вёсла.
Может быть, это были и плохие люди. Но как же я им позавидовал!
Поднялся. Протянул руку сквозь решётку, достал брошенную контрабандистами бутылку. Прочёл на бледно–жёлтой этикетке странно волнующую надпись: «Граппа ЛИБАРНА. Бианко кристалло».
Взмахнул рукой, и бутылка, ударясь о решётку, разбилась вдребезги.
… — Где ты был?! – закричал на меня отец, которого я застал в своей комнате. —Где ты был?!
— А что случилось?
— Идём в кабинет.
Я еле поспевал за ним. Впервые заметил, что он сутулится.
В кабинете отец подал мне длинный распечатанный конверт с грифом «Имморталита интернейшнл» – «Международное бессмертие».
Я опустился в кресло. Вынул сложенное вдвое письмо с фотографией. На фото был изображён я, прижавшийся лицом к прутьям ворот.
— Кто принёс?
— Примерно два часа назад снизу позвонили. Я спустился. Взял это у чернокожего человека, который преследовал нас на машине, когда ехали к Микеле. Читай!
Письмо тоже было написано на бланке с грифом организации «Международное бессмертие».
«Хватит! Непристойно играть в кошки–мышки нам, чьи судьбы связаны со школьных времён.
Мне это надоело.
Много лет я пытался подружиться с тобой. Но ты всегда отличался замкнутостью. Каким‑то превосходством. Котлеты, которыми угощала меня твоя мама, до сих пор стоят поперёк горла.
Нас разнесло в разные стороны. Однако ты всегда был в поле моего зрения. Не скрою, я завидовал тебе. Чёрт знает, почему. Я стал профессором, главврачом клиники, ты перебивался, преподавал биологию в сельской школе. У тебя умерла жена. Чему тут можно завидовать?
Я не мог спокойно заниматься своей хирургической практикой. Хотя помимо гонораров высокопоставленные пациенты–церковники дарили мне не только дорогие иконы, но и полотна Айвазовского, Поленова, Репина…