- Лучшее средство против геморроя, - вставил Гемор Печкинович, - состоит в том, чтобы никогда не подтираться. Надлежит только подмываться.
Вот в моем роду ни у кого не было геморроя! Прадед Сосок Подсосович, знатный дояр, окочурился ровно в тридцать лет под копытами своей же лошади.
Смерть его была естественна, как смех идиота. Справляя юбилей и победив третью бочку самогонки, неугомонный Сосок решил продемонстрировать гостям чудеса профессионализма и перепутал корову с кобылой.
Дед, Подъем Сосокович, тоже счастливо избежал геморроя и ушел из жизни с чистым задом. Он служил крановщиком и любовницу выбрал из крановщиц, ну и ревнивая бабка, разнюхав про "amour", прокралась на стройплощадку и подкрутила стойку крана как раз в тот момент, когда гулена Подъем в кабине, на высоте двенадцатиэтажного дома, вовсю корпел над своей пассией.
Отец, Печкин Подъемович, и тот отдал концы не геморрою. Ходил он на селе почтальоном. Однажды принес письмо чокнутому пастуху Валуху от жены, которая уехала в Москву за колбасой. Не успел пахан выйти за калитку, как получил сзади по башке. Как установила высокая экспертная комиссия Института Судебной Психиатрии имени Сербского, удар был нанесен "тяжелым тупым предметом", предположительно отцовской почтовой сумкой с корреспонденцией, нанизанной на бычий рог.
Оказывается, жена написала пастуху, чтобы он ее не ждал, так как она влюбилась на столичном Черемушкинском рынке в продавца колбасы и в порыве страсти вернула миленку сорок девять батонов из пятидесяти, сохранив один на память. Разобидевшись на сердцещипательно-расточительную бабу, резко ограничившую семью в потреблении колбасы, Валух выместил злобу на почтальоне, притащившим дурную весть.
Учитывая это обстоятельство, пастух Валух был признан невменяемым и направлен на лечение в институт, вынесший заключение. В "Сербского" он вел себя примерно, со временем заделался помощником санитара и забодал еще с десяток таких же, как он сам, ревнивцев.
Ну а моему отцу установили в родном селе памятник в виде огромного письма с эпитафией: "Я нес людям вести, не всегда счастливые, и в результате меня укокошил невменяемый пастух Валух".
Рассказывают, что убивец, подлечившись в "Сербского" и вернувшись в родные пенаты, кажинный день захаживал со своим стадом к моему отцу на могилку, в порыве раскаяния поливал ее поросячьей спермой, охаживал кнутом и пытался поджечь, пока не спалил ненароком собственные яйца.
Особо бдительно Гемору Печкиновичу Мелик-Победоносцу внимал сержант милиции Милицкин Портянкин, задержавший по горячим следам Петра Макарыча и его "матушку" Эвилину Восьмидыркину. Дело заключалось в том, что его подопечный, гордость всего гвардии транспортного отделения, красавец-ротвейлер Гомер с раннего детства страдал от геморроя.
И никакие спецсредства не помогали, даже моча молодого поросенка, которой Гомеру по совету знаменитого дантиста, Депутгада и дебошира Мандата Мордопьяновича Зубополкова (он гостил в "обезьяннике" в Парылументские каникулы) каждое утро смазывали десна.
Геморовские бредни сержант тщательно наматывал на правосторонний рыжий тараканий ус, выращенный им по настоянию супруги-левши для облегченного цапания пальцами во время оргазма.
- У братьев тоже никогда не было геморроя, - продолжал хорохориться Печкинович. - Старшого, Оладия, мастера спорта международного класса по шахматам, порешили национал-большевики, когда он покупал в универсаме на Кавказском бульваре кефир к обеду. Патриоты обвинили его в том, что он брезгует Россией, потому как злоупотребляет кисломолочным дерьмом, а не водкой.
Треснули Оладия, как и отца, по чайнику, но орудие установили сразу же - шахматная доска, которую брат повсюду таскал с собой.
Так вот, что я хочу сказать? А то, что вся моя замоченная родня регулярно подмывалась и меня приучила. И не нужно никакого свиного жира.
Милицкин Портянкин созрел, наконец, для вопроса.
- А как быть с собакой?
- А чем она отличается от человека? - Временно задержанный за комплексное испражнение в продовольственном секторе гипермаркета "Ашан" Гемор Мелик-Победоносец неумолимо отстаивал идею ВСЕОБЩЕГО подмывания. - Ей тоже надлежит подмываться.
- Как? Самой? - сержант Портянкин инстинктивно провел ребром ладони промеж ягодиц. Петр Макарыч решил поддержать товарища по "обезьяннику".
- Можно самой, а можно и подсобить. Для начала попытайтесь убедить пса, что это такая же необходимая процедура, как, например, ежедневное выгуливание, а если он не прислушается, тогда, навалившись на него всем Вашим гвардейским транспортным отделением, произведите подмывание "через не хочу".
Сержант снял трубку телефона и позвонил на командный пост.
- Товарищ майор! Докладываю Вам, что при помощи активных оперативно-розыскных мероприятий обнаружено действенное средство против геморроя. Что? Никак нет, я не о Вас. Я о нашем Гомере.
Дело в том, что ему надлежит подмываться. Эта процедура должна излечить его от болезни. Как признался в результате перекрестного допроса, с применением спецсредств и прочей оргтехники, один из задержанных, а именно лицо, страдающее кавказской национальностью, его прадед, основатель победоносно-геморройной династии, страдая геморроем в особо запущенной форме, ухайдакал в состоянии геморроидального аффекта жену-крановщицу.
Дед, заслуженный сельский геморроидаик второй степени, перепутал лошадь с дояркой и издох в копытах последней. Отец задержанного активно увлекался пассивным шахматным геморроем в начальной форме и был задушен противником во время партии за то, что протирал анальное отверстие водкой.
И, наконец, брат лица кавказской национальности, фронтовой чеченский почтальон-боевик, отбил жену у русского пастуха из дагестанского Черемушкинского рынка, и тот в отместку ненароком забодал его почтовой сумкой. Вскрытие, произведенное быком, не выявило наличия у мелкого чеченского моджахеда крупного рогатого геморроя...
Никак нет, товарищ майор, я абсолютно трезв! Да, чуть было не забыл. Один из задержанных принадлежит к беспозвоночному классу членистоногих журналистов. Согласно документам, кишечнополостный моллюск - некий Петр Макарыч, сотрудник Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода". Да-да, той самой! Так вот, наш бомж Жардэл сшамал его игрушку. Да нет, не член, а минидиск. Что? Международный скандал? Сделать промывание? Слушаюсь, товарищ майор!
Сержант припечатал трубку к рычагу и погрузился в размышления. Скрип его мозгов разбудил "матушку" Макарыча.
Эвилина Сальдовна принялась убеждать "сынульку" не открещиваться от нее.
- Ты же выскочил хоть и бездыханным, но таким желанным. Вынашивала-то я тебя "на хате", заботливо подкрепляя сигаретками с травкой и конфетками с кокаином. Мне и срок хотели скостить по недобеременности и безродам. Эх, сдержись я тогда и не проткни вилкой задницу Анке Засранке - не прилипла бы ко мне на всю жизнь блатзоновская "Эвилина Восьмидыркина". Глядь, закучерявилась бы бухгалтером, как папашка мой, почивший на рудниках, и воровала в законе вплоть до "вышки". Да и ты восстал бы из небытия на путь истины! - Сальдовна смачно выругалась. - Сейчас не торчал бы здесь с этими геморроичными ублюдками, - она презрительно скосоглазила на Гемора Печкиновича, - а заседал бы Депутгадиком в Парылументе. Давил бы, знай себе, на кнопочки и срубал "капусточку".
Речь несостоявшейся матери и бухгалтерши прервал сержант Милицкин Портянкин. Его мысль оформилась, построилась и приготовилась к марш-броску.
- Пройдемте со мной! - скомандовал он, обращаясь к Петру Макарычу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Они проследовали в медпункт. Здесь дежурил седовласый врач Кубрик Клистирович Суицидов. Выражение его лица выражало полнейшую безмятежность.
Когда-то он служил судовым доктором на разделывательном корабле. В шестимесячный морской поход ему выписывали под отчет шестьсот литров чистейшего медицинского спирта, которые Суицидов, помощник капитана по снабжению Провизий Мундирович Бирюковский, повар-китаец Жбан Жлоб Жир Ин Ов Цын и корабельный астролог Звездохрен Луннофазович Концесветов ударно уничтожали в течение сорока дней.