- Труп его знает, и то, и другое одинаково приятно. А вот еще была умора! В самом конце пятого века, в Королевстве Франков, отправлял я, Клара, обязанности рогатой свиньи.
Вывели, на мою голову, франты-франки гибрида, скрестив козла с овцой в грязевой ванне, а высшие силы почему-то решили, что обнова как раз для черной крысы, до которой я к тому времени догрызся.
Так вот, умыкнула меня ночью дамочка, клептоманка по скотской части. Метнула бисер, засунула рог себе в одно место, я и спекся. Она и раньше грешила этим делом. То быка за яйца уведет, то оленя за крайнюю плоть оттянет.
Отправили скотоманку, как водится, под суд. Франки с посягательствами на частную собственность боролись жестко, как мы сегодня молотим жеваными соплями по наковальне с коррупцией и воровством (Министр Слов сел на любимого конька. - Авт.).
Мой хозяин - старый, хромой, бородатый, лысый и беззубый от рождения франк не сомневался в исходе процесса. Было дело, во вторую брачную ночь порешил он топором рохлю-жену за плохо прожаренную в первую брачную ночь свиную котлету, которую он не смог перемолоть, что было принято судом в качестве решающего аргумента для его оправдания. Благородный франк пребывал в абсолютной уверенности, что справедливость вновь восторжествует.
На процессе я, что есть мочи, хрюкал хряком, предъявляя неоспоримое вещественное доказательство. И представляешь, Клара, этот сукин жрец Фемиды, вместо того, чтобы присудить воровку к штрафу в тысяча четыреста денариев, как предусматривал раздел III Салической Правды, взял да и приказал зарезать меня прямо в зале заседания!
Такой, дескать, мерзкий рогатый боров, откуда-то из глубины веков, никак не вяжется с прогрессивным образом демократического Королевства Франков.
Правильно, Клара, заприметил товарищ Джугашвили в 1937 году: "Сколько людей, столько судей".
На всех хватило! В точку попал и плененный в Сталинграде 31января 1943 года немецкий фельдмаршал Паулюс: "Суд прямой, да судья кривой". Его, соавтора плана "Барбаросса", Нюрнбергский трибунал заслушал по окончании войны в качестве СВИДЕТЕЛЯ! Еще образнее выразилась Гелия Гафниевна Криптонова, учительница химии из Копейска, что на востоке Чеблядинской облясти, когда ее присудили к трем годам "химии" за разбазаривание школьного имущества в лице трех колб с висмутом, аргоном и калифорнием общей стоимостью три рубля тридцать три копейки: "А судьи кто?!".
Так и бородатый франк нашел своей беззубой правдолюбивой косой на дикий правовой валун. Оказывается, гнутому законнику с самого дня рождения (м.б. "со дня свадьбы"? - Авт.) жена наставляла рога, вот он и взъелся на жертву преступления, на безвинного свина, по несчастью тоже рогатого.
- Но как Вы узнали об этом, Чивиль Типографович? Вас же зарезали!
- Вышло так, что случайно наткнулся на судейку этого в другой жизни. К 1825 году нахакамадился я, Телегиеновна, песочной колорадской блохой, а судьишку зачубайсили в лихого жеребца под бухим ковбоем из Техаса.
В августе, с перепою, занесло меня из родного Колорадо в этот самый штат аккурат на бывшего юриспердунция. Примостился я у него в шевелюре.
"Эй, полегче там! - заржал сивый. - Я не простая жеребятина! В раннем средневековье судьей бороздился. В самом Королевстве Франков".
Тут я, Клара, впился в гривушку блошиной хваткой:
"А помнишь ли ты, законоблюд продажный, погубленную тобой рогатую хавронью?".
Задергался он в стойле, аж кабак ходуном заходил! Ковбой выполз, залил ему в пасть дешевой "White Horse" (шотландское виски "Белая Лошадь" - Авт.), тогда чуток поостыл.
Наездник поплелся в кружало, а этот опять завеньгал и стал все валить на распутную жену. Дескать, проказа колобродная все рога ему поотрывала (! - Авт.), вот он и взъелся на таких же рогатообразных.
Прямо на свадьбе, пасконная, загуляла с тамадой, который в прошлой жизни протирал язык в одеждах древнегреческого неродного трибуна.
Но я, Клара, был непреклонен, как шиликун с грешником. Преступил Закон Божий - держи ответ! Не отпускал коня некладеного до его последнего вздоха. С блошиной чесотки хлестать он стал немерено. Ковбой и в табун анонимных алкоголиков его пристраивал, и огненную воду в кобылу сублимировал. Наконец, плюнул, присобачил сосунка к столбу и понесся забивать пульку.
Вернулся через неделю без штанов, но в шляпе, подвалил к своему мерину, кайфующему в абстинентном синдроме, и схлопотал копытом по лбу. Перед тем, как отдать концы, техасский рейнждер отстрелил шальному яйца, в связи с чем тот был срочно переведен из Соединенных Штатов в Россию, в плоть и душу одного из будущих "декабристов".
* * *
У Верховного Чародея России разболелась голова. Он выключил минидиск. Дожили... Заговорили о перевоплощениях. Новая Великая Россия кует госкадры с фантазией, с разгулом необузданной думки.
С другой стороны, шибко грамотные - и того хуже, народец высоносый, спесивый. "Красавчик, да мерзавчик". Есть среди Правительственных Придворованных один такой. Родом из самого Брюсселя. Кичится Европейской Комиссией, как колченогий кот-дивуарский горбун горно-алтайской любовницей-блондинкой. Смотрит пристально, судачит размеренно, складно. Этот уж точно из рогатой свиньи в петлю висельную или блоху колорадскую не переселялся. Элитный пес!
Служил, не иначе, золотой колесницей египетского фараона. Следовало бы этого умника хорошенько встряхнуть да переселить лет через пять в дух алмазного унитаза газпромовского магната. Подошлю-ка к нему вахтера-агента Соглядатая Неусыпнэ. Пусть под видом бельгийской певицы Дани Кляйн завербует его в "Purple Prose" барабанщиком и убедит прислушаться к названию ее предыдущей группы. "Vaya con Dios"! Уматывай, товарищ, из политики подобру-поздорову!
("Vaya con Dios" означает по-испански "Иди с Богом". - Авт.)
Чародей нагнулся под стол, подцепил лезвием ножа шестую по диагонали от стыковки плинтусов напольную кафельную плитку, приподнял, нащупал законспирированную пачку "Цитрамона П" производства пермского ЗАО "Медисорб", извлек на свет и выдавил таблетку.
Уложив ее под язык, провел необходимые мероприятия по приведению объекта в первоначальный вид, выразившиеся в водворении упаковки с цитрамоном под плитку и тщательной укладке плитки на место, и вышел из-за кухонного уголка в сторону холодильника. Нижняя полка ломилась от поллитровой банки с разносолами. Этикетка "огурцы" не оставляла сомнений в содержимом банки. Верховный ухватился двумя пальцами за огурчик и отправил его вслед за цитрамоном, отметив отсутствие на банке крышки. "Наверное, вылетела вследствие бомбажности банки", - выдвинул версию Чародей.
"А ничего пошло!" - хрустнул он квашенкой, вернулся на место и бросился на решающий штурм звукозаписи, произведенной вахтером-агентом "Кларой" в квартире Министра Слов и прочих Воробьев.
Чивиль Ретроградов, облазивший, до того как стать Министром, тернистые жизненные помойки, перешел к образным обобщениям.
* * *
- Так что, Клара, все мы пляшем на Луне. Сколь веревочка не вейся, а все там будем. А ты еще спрашиваешь, боюсь ли я генеркала Лажаваза Подосиновского-Софиста Елейного, вздернет-не вздернет...
Могу ли я, вышедший из дерьма, врюхаться в запах страха? Мне теперь горе по колено!
* * *
Звук битого стекла, вызванный, предположительно, ударным соприкосновением стакана с полом.
* * *
- Слушай, Телегиеновна, подай-ка во-о-н ту чугунную кружку! Командировочную, небьющуюся, обработанную в стройотряде о котелок соседа. Спать мешал, сурок, храпел, словно кролик на сковороде. И представляешь, ничего.
- Кому?
- Кружке, кому же еще!
- А соседу?
- Ему тоже нормалек! Череп артиста балета Бывшого Театра - что каменный цветок. Храпеть перестал, зато стал воздух портить, и тоже во сне.
Но это ребятам пришлось по душе, так как все провоняли насквозь керосином, которым счищали цемент. Многообразие ароматов приветствовалось.